Рассказы ночной стражи

— Долгая история. Приказ отдал Фудзивара, не сомневайтесь.

Я не стал объяснять. Иначе пришлось бы рассказывать о том, как мой отец задержал обезьяну в ночном переулке, как слуга пытался сбежать, не желая, чтобы о его поздних прогулках узнал его собственный господин.

— Вдова сёгуна, — вместо этого я повторил слова госпожи Такако. — Она сказала: «Я вдова сёгуна!» Вашему слуге велели убрать эту несчастную, если она решится исполнить другой приказ министра. Думаю, его светлость уже мёртв.

— Жив, — возразил из угла Камбун. — Всего лишь обморок.

— Великий господин жив?!

— Она хотела перерезать ему горло. К счастью господина, эта женщина медлительна. Я успел подставить руку. Нож рассёк мне предплечье, кровотечение незначительное. Нам повезло, она не стала бить дальше. Решила, что от лезвия пострадал её муж…

«Я вдова сёгуна!»

Я уже всё понял, когда Камбун задумчиво произнёс:

— У меня кружится голова. Мне трудно дышать.

И мигом позже:

— Нож был отравлен. Не думаю, что мне долго осталось. Шесть человек, инспектор.

— Что? — прохрипел Куросава.

— У вас будет шесть человек, если дело дойдёт до драки. Боюсь, я уже не в счёт.

Инспектор встал.

Кицунэ-дзару без труда выдернул бы брус из крюков, но обезьяна не предприняла попытки сбежать. Слуга смотрел в пол, не двигаясь с места. Он признавал за господином право судить и вынести приговор.

— Мне велели убить сёгуна, — голос Кицунэ-дзару был твёрд. — Я отказался. Сёгун выше министра, я мог не исполнить приказ. Тогда мне велели убить госпожу. «Если она сделает то, что сделает…» Я знал, о чём речь. Я не мог отказаться: убийца сёгуна заслуживает смерти. Мне запретили говорить вам об этом. Я подчинился: первый министр выше вас, господин. Я всё сделал правильно, сейчас ваша очередь.

Если это была оплеуха, ей можно было сломать дерево. Раньше я слышал о харитэ, пощёчинах, какие дают сопернику борцы сумо. Гром и молния! Я даже видел эти пощёчины на открытом помосте, установленном на центральной площади в Акаяме. Но я и представить не мог, что это значит на самом деле, когда гиганта ничто не сдерживает.

Голова обезьяны мотнулась так, словно в неё ударили тараном. Слугу швырнуло к дверям, виском он ударился о доски, боком — о железный крюк. Что бы ни хрустнуло — рёбра, шея или височная кость — это уже не имело значения.

Мертвец упал на труп госпожи Такако.

Одной рукой инспектор поднял Кицунэ-дзару и отбросил прочь, к стене. Изменниками были оба, жена сёгуна и слуга инспектора, но позволить обезьяне лежать на теле знатной дамы, будто они любовники — нет, такая мерзость стала бы нарушением всех возможных приличий.

Плеснула вода.

Поглощён ужасными событиями, чувствуя себя осквернённым и смертью, и предательством, я не сразу сообразил, что слышу плеск не в первый раз. Меньше всего это напоминало плеск волн, речных или морских. Скорее я бы поверил, что самураи Фудзивары решили умыться перед дверью храма, прежде чем войти и воздать почести чужому богу.

Я потянул носом. Запах развеял все мои сомнения.

Ламповое масло!

Стены расчертили тонкие огненные строчки. Пламя, разгоравшееся снаружи, высветило малейшие щели между досками. Ханаби, вздрогнул я, огненные цветы. Контуры лепестков сочились удушливым дымом. Закашлялся сёгун: упёрся ладонями в пол, сел, с недоумением вытаращился на нас. Наш единственный факел мигал, готов погаснуть, но это уже никого не беспокоило.

Очень скоро огня здесь будет больше, чем хотелось бы.

Мой обман не задержал первого министра надолго. Фудзивара слышал крики, узнал, что сёгун мёртв — и решился. Цель достигнута, остальное — мелкие незначтельные подробности. Окажись обман правдой — даже если фуккацу вернётся, есть способы заткнуть рты уцелевшим, обвинить их в убийстве Оды Кацунаги.

— Дадим бой предателям! Умрём с честью!

Сэки Осаму шагнул к двери, доставая из ножен меч.

— Вы правы, — инспектор мягко отстранил его. — Но первым пойду я.

Он обвёл взглядом наш маленький отряд. Мигеру что-то сказал варварам на их наречии. Варвары кивнули, Фирибу-доно с трудом поднялся на ноги.

— Выходите следом за мной. Вы, Рэйден-сан, идёте последним.

— Да, Хигаси-сан.

— Защищайте его светлость.

— Да, Хигаси-сан.

Я назвал инспектора так, как он хотел ещё при первой нашей встрече.

Сёгун встал из угла мне навстречу. Его светлость окутывал дым, подсвеченный пламенем. Лицо — маска отчуждения, вылепленная из белого воска. Ода Кацунага походил на мертвеца, восставшего из могилы. Впрочем, мертвецы не кашляют.

Я подставил плечо:

— Обопритесь на меня, ваша светлость.

— Будьте готовы, — предупредил инспектор.

И взялся за запорный брус.

Глава восьмая ВИД ЛИЦА ЕГО ИЗМЕНИЛСЯ [77]

1 «Смерть изменникам!»

Пламя гудит. Пламя трещит.

Воздух в храме превратился в живой огонь. Сквозь дым ничего не видно в двух шагах. В глаза сыпанули жгучего перцу, в горло — песку. Дождь! Был же дождь? Почему храм так занялся? Масло? Дерево сырое, оно и от масла так быстро не загорится…

О чём я думаю?!