Рассказы ночной стражи

Человек в лодке взглянул на стражников. Женщина! Икэда задышал чаще, а Нисимура в восхищении прицокнул языком. Лицо молодой дамы было подобно прибывающей луне: прекрасное, ещё не округлившееся полной зрелостью, оно, казалось, источало жемчужное сияние. Высокие, идеально наведённые брови, яркий рот, чуть затуманенный блеск глаз…

— Госпожа Акеми?!

— Зимняя Хризантема?

— Что вы здесь делаете?!

— А ну-ка, вылезайте!

Не зря, подумал Хидео. Нет, не зря её прозвали Зимней Хризантемой. Не только лицо, но и руки белой гейши[28], предмета восторгов каждого мужчины в Акаяме, если только он не слепой или умалишённый, отливали благородной белизной. Пудра? Белила? Всякий знал, что это естественный цвет кожи госпожи Акеми.

В нынешней своей жизни Торюмон Хидео, бывший некогда женщиной по имени Мизуки, с госпожой Акеми не встречался. Зато прежний Торюмон Хидео, сын Мизуки — весьма вероятно. На Северной заставе при досмотре, или ещё где. Вон, сослуживцы гейшу сразу узнали, хотя Зимняя Хризантема, похоже, стремилась к обратному. Хлопковый плащ с капюшоном? Так могла бы одеться жена купца или зажиточного ремесленника, но никак не белая гейша!

Куда ты собралась, Зимняя Хризантема?

Госпожа Акеми молчала. Смотрела на Хидео — и только на него, словно других стражников для неё не существовали. Определила старшего? Знала прежнего Хидео? Глупости! Откуда у простого стражника, пусть и старшины караула — невелика должность! — такие знакомства?

— Идите сюда, — сказал Хидео.

Они с Икэдой протянули женщине руки. Та повиновалась. Вцепилась так, что не оторвать — и стражники буквально выдернули гейшу на причал.

— А это ещё что?

При женщине обнаружились два объёмистых узла. Хидео принюхался. Одуряющий аромат духов исходил от узлов, а не от гейши. Похоже, Акеми прихватила их с собой, но по дороге флакон открылся или разбился, и духи пролились. Если бы не это, ночная стража спокойно прошла бы мимо, даже не подумав свернуть к причалам.

— Моё имущество.

Это были первые слова, которые произнесла Зимняя Хризантема. Голос женщины дрогнул — казалось, у неё болело горло.

— Куда же вы намеревались плыть? Да ещё с таким имуществом?

Женщина молчала.

— Не желаете отвечать?

Казалось, Акеми откусила себе язык.

— Возьмите её вещи, — распорядился Хидео, обращаясь к стражникам. — Попытка украсть лодку? Сбежать из города? В полиции вам быстро развяжут язык, госпожа.

Икэда спустился в лодку, Нисимура светил ему фонарём. Старшина делал вид, что скучает, на деле же пристально следил за гейшей: вдруг попытается сбежать? Вместо этого Зимняя Хризантема шагнула к Хидео вплотную:

— Помогите мне! Прошу вас.

Не давая опомниться, возвысить голос, привлечь внимание товарищей, она зашептала быстро и сбивчиво:

— Кто меня защитит? Кто пожалеет?! Один вы меня поймёте, как женщина женщину! У меня есть деньги, я заплачу́! Просто отвернитесь: вы ничего не видели, никто не узнает…

Как женщина женщину? Хидео растерялся. Откуда она знает?! С другой стороны, сплетни в Акаяме распространяются быстрее пожара. Небось, слышала от кого-то про фуккацу семьи Торюмон… Поддаться её чарам? Принять деньги? Речь идёт не о жалкой пригоршне серебра…

Она воровка! Беглянка. Лишь демоны шестого ада знают, что она ещё натворила, если решилась на побег! Теперь лезет в душу, ловит на известную ей тайну, как на крючок, предлагая за щедрое подношение поступиться своим долгом. Принять благодарность Казуки — обычное дело. Но эта женщина — кошка о девяти хвостах. Согласиться на взятку от такой — обречь себя на большую беду…

— Что вы там копаетесь! — гаркнул Хидео. — Справились?

— Да, Хидео-сан, — Нисимура взвесил узел на руке. — Что ж вы такие тяжести таскаете, госпожа? Мне вас прямо жалко…

— Берите, — велел Хидео, обращаясь к женщине.

С неожиданной сноровкой гейша закинула узлы себе за спину. У Хидео возникло странное впечатление, что носить поклажу, согнувшись под её весом, привычно для Зимней Хризантемы.

— Следуйте за мной.

Под ногами зачавкало.

3 «Значит, ты был не в себе?»

— Ваше имя, возраст, сословие.

Напротив меня сидела самая красивая женщина, какую мне доводилось видеть в своей жизни. Небесно-голубой шёлк кимоно вспыхивал морозными искрами снежинок, вышитых серебряной нитью. По шёлку сквозь снег плыли белые орхидеи, подобные лёгким облакам.

Изящный овал лица. Тонкий орлиный нос. Нежный изгиб рта. Изысканная бледность. Пудра местами стёрлась, осыпалась. Заметить это было непросто: кожа женщины сама по себе была светлей обычного.

Акеми, Зимняя Хризантема. Белая гейша из Акаямы.

Причёска гейши пребывала в беспорядке. Слева и справа выбились чёрные локоны: свесились змейками, завились струйками смолы, едва касаясь щёк. Заколка из благородного нефрита грозила выпасть в любую минуту. Даже я, меньше всего знаток женских причёсок, это видел. Ну да, ночь в бегах, потом бессонница под замко́м в доме квартального досина. Можно только мечтать о зеркале, служанке, гребне, белилах с пудрой, духах с притираниями…