Рассказы ночной стражи

Он не знал, случалось ли с ним что-то подобное до фуккацу, в те времена, когда нынешний Хидео был женщиной по имени Мизуки, а прошлый Хидео — сыном этой Мизуки. Во всяком случае, сын об этом ничего не рассказывал, хотя делился с матерью всем, особенно в последние годы. Сама же Мизуки в юности, обучаясь в додзё своего отца, практиковала краткие формы медитации, но это были другие виды сосредоточения.

Нагоняя ушедших вперёд Икэду с Нисимурой, Хидео размышлял о причинах тайных грёз. Неужели это происходит из-за того, что дух женщины живёт в теле мужчины? Надо бы спросить Рэйдена: случалось ли такое с другими людьми, сменившими пол после фуккацу? Пусть выяснит в служебных архивах…

Что за глупость! Стыдись, дуралей! Отвлекать сына-дознавателя от службы?! Выказывать постыдное любопытство, терять лицо?! Конечно, он не станет обращаться к сыну. Прежней женщине по имени Мизуки такая глупость даже в голову бы не пришла.

И прежнему старшине караула — тоже.

— Куда дальше, Хидео-сан?

Они остановились на перекрёстке, под фонарём. Качаясь под напором ветра, фонарь без устали бросал на заборы и стены мазки рыжей охры. Квартал стражники знали как свои пять пальцев: могли бы пройти из конца в конец с закрытыми глазами. Но маршруты патрулирования старшина всякий раз выбирал иные — дабы злоумышленники не могли предугадать, где и в какое время объявится ночная стража. Однажды это помогло схватить вора: будучи уверен, что патруль пройдёт по другой улице, мерзавец угодил прямиком в распростёртые объятия Нисимуры.

Хидео указал направо:

— Туда. За мной!

Эта улица шла по самому краю квартала, вдоль ограждающей стены. Фонарей, как помнил старшина, здесь было три: первый они миновали, второй скрывался за углом, шагах в ста впереди; третий висел у квартальных ворот. Хорошо хоть, луна прогрызла дыру в брюхе облака и засияла в полную силу. Её света хватало, чтобы уверенно шагать, не опасаясь влететь в колдобину, которых здесь была уйма.

— Стоять!

Кто там? Почудилось?

Он замер, навострив уши, вглядываясь в ночь до рези под веками. Лунное серебро, угольные провалы теней. Над стеной качались ветви клёна, ещё не успевшего одеться в зелень листвы. Никого, ничего. Похоже, эти ветки и привлекли внимание старшины.

— Всё в порядке. Идём дальше.

Возле безымянного переулка, ведущего вглубь квартала, Хидео задержался.

— Ждите меня. Я быстро.

Икэда хмыкнул с пониманием. Во время обходов стражники не раз справляли здесь нужду. Хидео предпочёл бы сделать это в более подходящем месте, но выбирать не приходилось. Ломиться к чужим людям во двор посреди ночи? Будет скандал, начнутся жалобы, разбирательства. А естеству не прикажешь: до конца смены он не дотерпит.

В переулке воняло. Этим местом, как нужником, пользовалась не только стража и не только ночью. Сделав десяток шагов, старшина остановился, задрал полы верхнего кимоно и распустил завязки на штанах. Труднее всего, подумал Хидео. После случившегося с ним фуккацу он долго не мог заставить себя справлять малую нужду стоя, как мужчина. Всё время тянуло присесть на корточки.

Ничего, выучился.

Тугая струя ударила в темноту. В следующий миг темнота ожила, словно нанесённое оскорбление придало ей сил. Шустрая клякса скользнула к забору, вскинулась, метнулась вверх. Клякса уродилась быстрой, но руки старшины оказались быстрее. Плеть сама прыгнула в ладонь, развернулась в воздухе атакующей змеёй. Взмах, захлёст за горло, рывок на себя. С задушенным хрипом клякса превратилась в человека, рухнула с забора на землю. С Хидео свалились штаны, стреножив старшину, моча ударила веером, забрызгала одежду, свою и чужую, но сейчас это не имело значения.

Позже придут и стыд, и брезгливость, но это будет потом.

Хидео рванулся вперёд. Всем своим весом — он знал, что упадёт — обрушился на беглеца. Ударил локтем: раз, другой. Наощупь перехватил чужую руку, хотел крикнуть, призывая на помощь подчинённых — и не успел. Сверху навис фонарь Нисимуры. Упав на колени рядом со старшиной, Икэда завернул пленнику вторую руку за спину.

Всё, выдохнул Хидео. Не вырвется.

Первым делом они связали задержанного. Приказали лежать и не дёргаться. Икэда с Нисимурой были начеку, готовые пресечь любую попытку к бегству. Лишь после этого Хидео встал, отряхнулся, натянул мокрые штаны. На лице его не отразилось ярких чувств, но патрульные всё поняли — сделали вид, что ничего особенного не произошло.

Задержание, обычное дело.

— Поднимите его.

Стражники вздёрнули человека на ноги.

Человека ли? В последнем Хидео усомнился. Багровая физиономия, вислые плечи. Волосы коротко подстрижены, напоминают шерсть, густую и жёсткую. Из-под соломенного плаща виднелось кимоно: добротное, неброское, без узоров. Так мог одеться лавочник, ремесленник, слуга…

— Кто ты такой?

Пленник уставился в землю.

— Назовись!

— Меня зовут Кицунэ-дзару.

— Ха! Обезьяна!

Ясное дело, Икэда не мог смолчать.

— Ты смеёшься над нами, негодяй?! Это не имя, а глупая кличка!