Рассказы о Чапаеве

У костра на площади села тесным кольцом стояли люди. В кругу плясали два паренька, подпоясанные кушаками. Земля под их ногами освещалась дрожащим пламенем, и каждый отпечаток подошвы или глубоко вдавленного каблука на ней был хорошо заметен.

К костру подъехал на коне Чапаев в сдвинутой набок папахе. Прищурившись, он внимательно следил за плясунами. По тонким, плотно сжатым губам его нет-нет да пробегала улыбка.

Под дружные хлопки и весёлые возгласы пареньки усердно раскланялись и удалились.

— А ну, братцы-товарищи, дай дорогу! — закричал кто-то.

И все узнали в вышедшем к огню большеусом мужчине с лысиной во всю голову Василенко.

— Смотрю вот на вас, молодых, и самому молодым охота быть, — сказал Василенко. — Нехай, думаю, смеются ребята, а я песню им спою. В другой раз когда, может, и гопака станцую, если разойдусь… Слушать будете?

— Валяй, дедушка!.. Просим! — со всех сторон раздались голоса.

— Я вам спою, что на Украине нашей спивают…

Розпрягайте, хлопцi, конi
Та лягайте спочивать…

Чапаев закрыл глаза, и песня, плавная, немного грустная, захватила его, дошла до самого сердца.

Вийшла, вийшла дiвчинонька
В сад вишнёвий воду брать,
А за нею козаченько
Веде коня напувать…

Василенко, недавно схоронивший зарубленного белоказаками сына и сам вместо него вступивший в отряд Чапаева, стоял у костра с потухшей трубкой в руке и, казалось, изливал в песне перед зачарованными слушателями свою печаль и затаённую грусть.

С непокрытой опущенной головой вышел он из круга. Все ещё были под впечатлением песни, и минуты две на площади царила тишина.

Василий Иванович вдруг спрыгнул с коня и, расталкивая людей, устремился в середину круга, к затухающему костру:

— Камаринскую!

Несколько разудалых гармонистов заиграли камаринскую, кто-то подбросил в костёр дров. Чапаев легко, молодо пошёл по кругу, широко разводя руками, почти не касаясь ногами земли.

…Весёлыми расходились с площади бойцы на ночлег.

— А ты, Василий Иванович, здорово отплясывал, — смеялся ординарец Петька Исаев, когда они с Чапаевым возвращались на квартиру.

— Моложе был — лучше умел… На фронте, бывало, выскочишь на бугор в трёхстах шагах окопы неприятеля — и вприсядку.

Василий Иванович усмехнулся, дотронулся рукой до плеча спутника и продолжал:

— Да-а, Петька… Когда началась война, я совсем тёмным человеком был. А на фронте к чтению пристрастился. Про Суворова читал, про Разина, Пугачёва… Потом объявился у нас в полку большевик. Невысокий такой, коренастый. Руки большие, в застарелых рубцах. Сразу видно — рабочего происхождения. Лицо простое, будто прокопчённое. А глаза ясные такие! От него и узнал всю правду. Сдружился я с ним. И до чего хороший человек был! Вернулся я осенью прошлого года в Николаевск — сразу в большевистскую партию вступил… Жизнь у меня была, скажу тебе… И в подпасках бегал, и «мальчиком» у купца служил. Если всё по порядку начать…

Когда Чапаев кончил, ординарец сказал:

— Хоть капельку быть на тебя похожим, Василий Иваныч… Вот чего бы мне хотелось!

Чапаев как будто не слушал Петьку.

Вдруг он задумчиво проговорил:

— Мечту большую имею, Петька. Никогда я не видел Ленина. А как хочется повидаться с ним, послушать его!

Носком сапога Исаев отшвырнул с дороги попавшийся под ноги камешек, обернулся к своему командиру и, поймав его за локоть, в волнении остановился:

— Ей-богу, увидишь, Василий Иваныч! Быть того не может, чтоб Ленин про тебя не слыхал! А раз слыхал, то непременно приказание даст: «Вызвать ко мне Чапаева Василия Иваныча». Правду говорю.

— А ну тебя! — отмахнулся Чапаев и торопливо пошёл дальше, придерживая рукой саблю.

В избу он вошёл осторожно, огня не зажигал, боясь разбудить хозяйку. Спать лёг на расстеленную на полу кошму.

Скоро со двора явился Исаев и, устроившись рядом с командиром, с присвистом захрапел. Чапаев долго ворочался с боку на бок, поправлял подушку, вздыхал…

Во сне Василию Ивановичу приснился Ленин. Будто Владимир Ильич дружески разговаривал с ним. А когда Чапаев собрался уходить, Ленин крепко пожал ему руку.

Проснулся Чапаев, посмотрел вокруг: на окно, бледно-синее в предутренней знобящей свежести, на опустившуюся до полу гирьку ходиков, а перед глазами всё стоял и стоял Ленин, и рука, казалось, была ещё согрета его пожатием.

Повеселевшим и бодрым поднялся в это утро Василий Иванович. Он умылся студёной колодезной водой и, усердно вытирая раскрасневшееся лицо жёстким холщовым полотенцем, задорно крикнул Исаеву:

— Петька, вставай!

Весь день Василий Иванович оставался жизнерадостным. На душе было празднично, хорошо, точно случилось наконец то, чего он так давно желал и к чему так неуклонно стремился. Хотелось с кем-то поделиться, рассказать о чудесном сне, но боялся, как бы над ним не посмеялись. К вечеру Чапаев всё-таки не утерпел:

— Я с Лениным нынче разговор имел…

— По телефону, Василий Иваныч?

Чапаев помедлил с ответом, затем утвердительно кивнул головой: