Читаем Рассказы о Чапаеве полностью

— Пропа-али! — завопил дурным голосом веснушчатый парень. Вскочив, он бросился назад, в сторону лощины.

За ним побежали ещё двое.

— Мужики! Мужики! — закричал вдруг Мосолик и, порывисто поднявшись с земли, кинулся навстречу белоказакам. — Вперёд, ребятушки!..

Пробежав несколько шагов, он вдруг остановился. И, широко взмахнув руками, повалился на землю.

Но тут случилось неожиданное. Белоказаки стали падать, будто скошенные искусным косцом. Пулемёты смолкли. От посёлка скакали чапаевцы и кричали «ура»…

— Очень благодарю за подмогу, ребята, — говорил Чапаев после боя, пожимая крестьянам руки.




Подъехала телега с Мосоликом. Обнажив головы, все молча столпились вокруг подводы.

Теперь Мосолик казался моложе и даже как будто длиннее. Плотно сжатые губы его застыли, а широко открытые, по-детски ясные глаза выражали удивление.

Василий Иванович откашлялся в кулак и тихо сказал:

— Человек он был… настоящий.

Веснушчатый парень упорно глядел себе под ноги, на запылённые лапти, и мял в руках фуражку.

…Домой мужики возвращались молча. Лошади шли шагом. Когда проезжали мимо лугов, Шпанин приказал остановиться. Взяв из телеги косу, он зашагал по траве. За ним пошло несколько человек.

В телегу набросали сочной, душистой травы и на неё, как на перину, положили Мосолика.

— Благодать травка! — сказал старик и поднёс к увлажнившимся глазам несколько травинок.

— Трава — загляденье, — подтвердил Шпанин и оглянулся на отрадно зелёное, упруго плещущее море лугов. — Мосоликовы луга.

…Было это давно, летом тысяча девятьсот восемнадцатого года, во время подавления белоказачьего мятежа в Поволжье, но луга эти с тех пор так и называются Мосоликовыми.

ДЁМИН

За окном размашисто хлестал дождь.

Чапаев поднял руку и потёр лоб, словно пытался разгладить глубокие морщины, протянувшиеся от одного виска к другому. Остановился у стола и сердито прокричал:

— Петька!

Неслышно приоткрылась дверь, и он увидел беловолосую голову ординарца.

— К Дёмину послал?

— Послал.

— Ещё пошли. Чтоб живо!

Дверь захлопнулась. Чапаев снова принялся вышагивать по комнате.

С подоконника на пол часто закапала вода и змейкой поползла под стул. Василий Иванович распахнул окно, и его обдало крупными холодными брызгами.

Дождь шуршал по вишеннику, обивая свежие, будто только что развернувшиеся листья. Пузырясь, по земле бежали вперегонки ручьи, натыкались на почерневшие стволы деревьев и, свернув в сторону, пропадали в высокой траве.

По ветке шиповника, разросшегося под окном, полз чёрный, с зелёным отливом жук. Когда шиповник трепал ветер, жук замирал, плотнее прижимаясь к мокрой ветке. Но вот ветер стихал, и он торопливо бежал вверх.

— Жить хочется! — усмехнулся Василий Иванович. Высунувшись в окно, бережно снял жука с ветки и пересадил его на подоконник.

Растворилась дверь, створки захлопнулись, звякнуло и упало на завалинку расколовшееся стекло.

Задевая за косяк, в комнату вошёл чёрный, как цыган, Дёмин.

— П-пришёл! — запинаясь, сказал он мрачно.

Кумачовое лицо с лиловыми подтёками под опухшими, слезящимися глазами. Руки тряслись, не находя себе места.

Медленно, чеканя шаг, Василий Иванович двинулся на командира эскадрона. Подошёл вплотную. В лицо Чапаева пахнуло винным перегаром.

— Ты… ты это с чего? Да как ты смел? — Чапаев птицей полетел по комнате. — Ему поручение ответственное, а он… Застрелю!

Схватил Дёмина за влажную, намокшую гимнастёрку и дёрнул к себе. Грузно пошатнувшись, Дёмин упал. Помогая ему подняться, Чапаев позвал Исаева:

— Арестовать! Таких командиров мне не надо!

Дёмина увели. На полу валялась помятая бумага. Чапаев перешагнул через неё и, сорвав с гвоздя папаху, метнулся в растворенную дверь.

На соседний хутор, разбросанный по склону оврага, он прискакал под вечер. Командир полка Соболев сидел верхом на лавке и ел арбуз.

— Садись, Василий Иванович, — сказал Соболев. — Отведай арбузика.

Василий Иванович сел. Сказал сухо, не глядя на Соболева:

— Зайцева вызови ко мне. В разведку под Осиновку съездить требуется.

На хуторе Чапаев пробыл до темноты. Побеседовал с бойцами, осмотрел коней, орудия. Но был хмур, говорил скупо.

— Смотрю вот на тебя, Василий Иванович, и на душе неспокойно делается, — вздохнул Соболев. — Какой-то ты сегодня такой… не как всегда. Будто в тумане ты. Аль случилось что?

— Ну да, случилось, — ворчливо, но беззлобно молвил Чапаев. — В разведку Дёмина хотел послать, а он пьян. Каково? Командир!

— За это строго требуется взыскивать, — задумчиво протянул Соболев. Дёмин будто славный парень. Как это угораздило его?

— Плохого, наверно, не стало бы жалко. А то… — Василий Иванович поднялся. — Явится Зайцев с ребятами, пусть ко мне без промедления скачет.

Когда Чапаев вернулся в штаб, Исаев сидел за столом и, шевеля губами, читал букварь.

— Разве так можно, Василий Иванович! — раздосадованно заговорил, вставая из-за стола, Петька. — Взметнулся и ускакал один! — Он вынул из книжки лист помятой бумаги и положил перед Чапаевым. — На полу валялся. Видно, у Дёмина из кармана выпал.

Щурясь, Василий Иванович принялся читать крупные косые каракули:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука