— Не выйдет это! — усмехаясь отвечал секретарь. — Товарищ Ленин учит наш народ скромности, да и зачем этот мрамор, товарищ Лебедев?
— Виктор Антонович? — охнув от радости, сказал Вася.
Лебедев легко, с живостью обернулся, вскинул бороду, спросил:
— Это кто ж такой? Не узнаю...
Вася шагнул ближе, отодвинул назад кобуру маузера, засмеялся, и Лебедев, наконец, узнал его.
— Василий? — тихо спросил он.
— Я. Василий.
Старик встал, положил руку ему на плечо, жадно вгляделся в Васины усталые, очень усталые глаза.
— Не спишь, что ли? — спрашивал он, когда они тряслись в машине по булыжной мостовой. — Почему глаза такие измученные? Да ты что на меня смотришь? Ты говори, рассказывай. Мама как? Вот погоди, я нынче же приду к вам чай пить. Пишешь? Или совсем не пишешь?
Вася молча улыбнулся.
— Совсем не пишешь?
— Собираюсь, Виктор Антонович.
— Расскажи поподробнее, как у «свободных художников» гостил. Феликс Эдмундович обещал, что ты все расскажешь...
В картинной галерее уже ждали два человека из Наркомпроса — специалисты по устройству выставок. Реставратор, маленький старичок с небесно-голубыми глазами, доделывая свою работу, пел тоненьким, мирным голоском. За открытым окном, под крышей, стонали и ворковали голуби. Лебедев высвистывал «Рассвет» из «Хованщины», похаживал, посматривал и ни в чем не соглашался со специалистами из Наркомпроса.
Потом пришли два красногвардейца с винтовками и подсумками, закрыли окно, пропустили через шпингалет таинственную проволочку, попробовали на язык — есть ли ток.
— Это что же такое? — удивился Лебедев.
— Проволока медная! — хмуро ответил красногвардеец. — Сигнализация. Дернет какой похититель окно, — где надо, сразу звонок звонит. Теперь не украдут, теперь спета ихняя песня...
Лебедев подивился, — откуда солдаты все знают? Они объяснили, — их прислал сюда сам Дзержинский Завтра с утра учение будут проводить с охраной, тут старушки есть и старички, надо им кое-что растолковать насчет дисциплинки. А одна тут даже затвор винтовочный открыть не может, — гильза стреляная в стволе засела. С такой винтовкой и дежурит, вояка.
Уже начало смеркаться, когда по паркету раздались гулкие шаги: по залам медленно шел человек в черной тужурке.
— Кто там ходит? — крикнул Вася.
— У меня разрешение есть! — ответил человек, и Вася узнал Быкова, Петю Быкова, старого друга.
— Петруха! — крикнул Свешников и бросился к Быкову.
Они обнялись, похлопали друг друга по плечам, по спинам.
— Ну как?
— А ты как?
— Таможней командую. Ловлю помаленьку.
— И мы тут живем. Действуем...
— Да слышал, много разного слышал. И слышал и в газетах читал...
Свешников познакомил Лебедева с Быковым. Профессор внимательно вгляделся в Быкова, спросил:
— Это вы, первый не дали их украсть? — И кивнул на картины.
Петя смутился.
— Вроде бы я... А теперь приехал по делам сюда, набрался смелости и позвонил самому Феликсу Эдмундовичу. А он в ответ, — идите, говорит, и смотрите, как там сейчас ваши картины развешивают. Так и сказал «ваши». Я и пришел... Какие же тут мои, а, Василий?
— Да теперь пожалуй, и не определишь, какие именно твои! — ответил Вася. — С того дня много еще полотен обнаружено. Вот развешиваем по стенам.
Втроем, Лебедев, Быков и Вася, пошли по залам — смотреть спасенные картины.
КНЯЗЬ
Едва Дзержинский вошел к себе в кабинет, как секретарь протянул ему телефонограмму. Опять то же самое. Опять некий бандит, имеющий на руках документ ВЧК, под видом обыска ограбил четыре квартиры.
Опять!
Несколько минут он думал, морщил лоб и курил глубокими затяжками.
— Кто это делает?
Чекисты сидели опустив головы. Первые чекисты, самые первые сто двадцать человек — с лицами, серыми от голода, с глазами, розовыми, как у кроликов, от бессонных ночей.
— Кто же это делает? — во второй раз спросил Дзержинский.
Они сидели, он стоял перед ними. Глаза его блестели тем неукротимым огнем, который так хорошо был известен всем, кто работал с ним вместе.
— Сейчас ровно одиннадцать часов. Через сутки в это же время бандит должен быть здесь. Все.
Он еще раз оглядел землистые лица своих чекистов — юношей и стариков, рабочих и студентов, матросов и солдат. И тоскливо подумал; «Если бы их накормить досыта, один только раз, но досыта. Большой котел каши с салом и восемь часов сна».
Всю ночь напролет звонили телефоны.
Пойманы шестеро бывших офицеров с ручными гранатами и пулеметом. Пулемет везли на ручной тележке.
Анархисты убили старика-рабочего. Обнаружен подпольный склад винтовок. Банда анархистов ограбила Центротекстиль в Москве.
Наиболее опасных, умело запирающихся, сильных людей Дзержинский допрашивал сам. Ходил по комнате, засунув локти за ремень, задавал короткие вопросы, посмеивался:
— На что вы надеялись! Думали, что мы отдадим власть назад? Для чего же? Для того, чтобы вы потопили рабочих и крестьян в их собственной крови? Нет, не выйдет. Не отдадим. А вас и вам подобных будем расстреливать.
И, внезапно остановившись посреди комнаты, мгновение глядел гневными, широко открытыми глазами в лицо тому, кого допрашивал: