Рассказы о капитане Бурунце

Сначала на глаза попадались какие-то скальные обломки. По дну ущелья стекал бурный, грохочущий ручей. Там и сям виднелись кучки мусора, потому что из этого двора нечистоты валили прямо в пропасть. Но вот Бурунцу показалось, что у воды между камнями действительно лежат козьи рога. А может, это были сухие ветки? Он присмотрелся: нет, рога!

— Взгляни,- предложил он мальчишке.- Вот они и улики.

Норайр охотно взял бинокль, переставил прицел и отыскал на дне нужное место.

— Видишь?

— Как не видать! — Норайр потер стекла рубахой и вернул бинокль участковому уполномоченному.- Хорошая штука! — уважительно похвалил он и опять нагло прищурился.- Не продадите?

— Ты смотри! — Бурунц скрипнул от злости зубами.- С кем говоришь?

— А что?

— Ты, подлец, о своем преступлении думай! Вон лежат против тебя доказательства. Теперь не отвертишься!

Но чем больше свирепел участковый уполномоченный, тем Норайр становился веселее.

— Доказательства-то они, доказательства,- с вызовом протянул он,- но пока в пропасти лежат — ничего не доказывают. Их еще надо вытащить и предъявить.

— Вот ты полезешь и вытащишь.

Норайру стало совсем весело.

— Прямо вот сейчас и полезть? А может, прыгнуть? Или еще немного подождем — лестницу сделаем?

— Яна веревке тебя спущу,- не обращая внимания на его смех, мрачно объявил Бурунц.

Норайр внимательно взглянул на него, но на этот раз промолчал. Дело принимало какой-то новый и еще непонятный ему оборот.

Они вместе вернулись во двор. Бурунц упрямо поснимал все веревки, на которых сушилось белье, и принялся связывать их. Норайр стоял рядом и только вопросительно на него поглядывал.

Потом они молча вернулись к камню. Бурунц старательно укрепил веревку, привязав ее конец к ближайшему дереву. Свободный конец он сбросил в пропасть и, прижавшись к камню, заглянул вниз: длина веревки, пожалуй, была достаточной…

Не очень уверенно он приказал:

— Полезай… пока еще светло…

Норайр тоже заглянул в пропасть. Отрицательно покачал головой. В глазах его мелькнуло выражение испуга.

— Почему же ты не хочешь лезть? — с обидой спросил Бурунц, отлично понимая, что он не имеет права заставить мальчишку спуститься на дно ущелья.

— Как же, очень надо! — Норайр сплюнул и хрипло выругался.- Чтоб я еще сам против себя доставал… на свою шею… Такого постановления нету.

— А-а-а, все постановления знаешь! — с ненавистью воскликнул Бурунц.- Закоренелый ты!… Неисправимый!… Пропащий, сукин сын!… Твой отец умирал — надеялся, что ты человеком станешь… А от тебя, видать, хорошего ждать не приходится…

Он подергал веревку и, не зная, как теперь выйти из трудного положения, в которое сам себя поставил, еще раз спросил:

— Полезешь? Ты бросил, тебе и доставать…

— Еще чего! Смешно было бы…

— Так и не. надо! Я сам полезу.

Бурунц сказал это просто так, со злости. Понимал, что нужно.вызвать понятых и придать делу официальный характер. Но отступить теперь он не мог. Бросить веревку и уйти — это значило бы превратить себя в посмешище. Придется лезть. Такая уж у него работа. Раз на дне ущелья лежат доказательства преступления, надо добыть эти доказательства, черт бы их побрал!

Он стянул сапоги и босыми ногами полез на камень. Веревка была перекинута через гранитный выступ и висела в полутора — двух метрах от зубчатой стены ущелья.

Едва начав спуск, Бурунц понял, что совершил ошибку. Слишком уж он сегодня устал. Руки дрожали. Веревка резала ладони. Он захватывал босыми пальцами ног узлы на веревке и осторожно спускался, одолевая метр за метром. Теперь уж, конечно, возвращаться не стоило.

Подняв голову, он увидел Норайра. Мальчишка лежал, припав грудью к камню, и смотрел вниз, беззвучно шевеля губами. В его глазах Бурунц впервые заметил выражение беззащитности и злорадно подумал: «Уж три-то года мы тебе обеспечим, если не больше!»

Вниз он старался не смотреть. Самое плохое было бы, если б у него вдруг закружилась голова.

Первыми стали отказывать ладони. Он с огорчением взглянул на одну из них — кожа была сорвана до крови. «Как же выбираться обратно?» — с ужасом подумал он, но тут же отогнал эту мысль. Нога, не найдя узелка, повисла в воздухе. И он внезапно ощутил ненадежность веревки и огромную, все увеличивающуюся тяжесть своего усталого тела. Долго ли там еще до конца? Какую он все-таки затеял глупость! Взрослый, солидный человек… Ах как глупо и как стыдно! Неужто конец? Вот так и оборвется жизнь?

Но когда он, скользнув вниз сразу метров на восемь, нашел пальцами правой ноги узелок на веревке, то снова стал думать о Норайре: «Четыре, а то и пять лет дать ему, как рецидивисту! Вот что было бы хорошо!»

Наконец он решился взглянуть вниз и увидел, что висит над самой землей. Бросил веревку и на согнутых ногах — они отказывались разгибаться — прошел несколько шагов и сел на камень, с сожалением глядя на свои ободранные ладони.