Убрав конюшню, Черныш попарно выводил лошадей к колодцу. До колодца нужно было ехать с полкилометра, и поэтому Черныш обычно на спину одной из лошадей набрасывал попону и са-дился на нее верхом, ведя другую лошадь в поводу.
Лишь засыпав коням овес, Черныш принимался за собственный туалет и завтракал. Но завтрак ординарца всегда протекал необычайно беспокойно он то и дело вскакивал и-бегал на конюшню посмотреть, не ссорятся ли лошади между собой, не отнимают ли друг у друга овес, не просыпалось ли на пол зерно, не пора ли подбросить сена.
У ординарца был в бригаде единственный друг, старый ветеринарный врач, окончивший в свое время академию. Котовцы этого врача еще в начале девятнадцатого года взяли в плен у деникинцев. Врач был человеком весьма смирным и даже немного забитым. Поздно вечером, когда лошади Черныша уже поужинали и торбы их опустели, ординарец, подбросив коням под ноги сухой соломы и задав сена, шел в гости к ветеринару. Врач — человек с высшим образованием, знавший несколько иностранных языков, — проводил полночи в разговоре с неграмотным крестьянином. Они вдвоем могли написать историю каждой лошади бригады Котовского. Они пом-нили и внешность и клички всех лошадей, отдельные конские подвиги, трогательные рассказы о дружбе человека с лошадью.
Они вспоминали, например, как в бою под Комаровцами на польском фронте взят был в плен серый в яблоках Янтек, на котором ездил Балан, ординарец вахмистра третьего эскадрона первого полка. Янтек стоял рядом с трупом своего хозяина — польского офицера. Бой уже закончился. Янтек не только сразу не дался в руки красным, он даже не подпускал к трупу своего хозяина поднимался на дыбы, бил задом, мотал шеей, ржал и скалил зубы, норовя укусить. Тогда к Янтеку подвели несколько самых умных в бригаде коней. Они обнюхали своего нового товарища и, по-видимому, договорились с ним. Янтек смирился, дал себя расседлать, разнуздать и увести в конюшню. Но ночью он оторвался и убежал в поле, туда, где лежал на земле труп хозяина. Конь успокоился только тогда, когда на его глазах в общей вражеской братской могиле зарыт был польский офицер.
Ординарец и ветеринар вспоминали, как рыжий жеребец, на котором ездил начальник пулеметной команды второго полка, во время атаки становился на дыбы и бил передними ногами вражескую пехоту. Они воскрешали в своей памяти трагический момент, когда этот замечательный жеребец, раненный насмерть, был пристрелен своим хозяином, который сам после этого хотел застрелиться, и товарищи его едва образумили.
Много таких необыкновенных историй знали ординарец и ветеринар, и они могли вспоминать о них бесконечно…
Наутро того дня, когда в конюшню Котовского попал пленный Орлик, Черныш, как обычно, вывел лошадей на водопой. Крякнув, ординарец вскочил на спину своего нового питомца. Орлик не шелохнулся. Немного погодя, он лишь чуть согнул шею и, повернув морду назад, понюхал ногу всадника. Потом золотистый конь слабо заржал и весело помахал коротким хвостом.
На обратном пути от колодца Черныш сначала осторожно попробовал Орлика рысью, затем галопом и, наконец, уже в виду у самых ворот конюшни. — карьером. Он, по-видимому, остался очень доволен своим новым питомцем, потому что, сойдя на землю, несколько раз ласково хлопнул коня ладонью по упитанной шее, что случалось с угрюмым Чернышом довольно редко. Потом он всыпал ему полуторную порцию овса, предусмотрительно заслонив спиной овес от гнедой кобылы, чтобы та не заметила этой вопиющей несправедливости.
Котовский в эти дни отсыпался после боев и не выезжал вовсе. Лишь на седьмые сутки после занятия Тирасполя и разгрома «Добровольческой армии» Котовский оделся и потребовал коня.
Черныш подвел к крыльцу оседланного Орлика. Конь был так прекрасно вычищен, что шерсть его казалась атласной.
Командир бригады стоял на крыльце, расставив сильные, короткие ноги, в белой меховой куртке, тугих алых чакчирах и алой с желтым фуражке. Его окружали ближайшие помощники и друзья. Увидев незнакомую лошадь, которую ему подвели, командир бригады сначала в недоумении нахмурился, потом вспомнил, довольно улыбнулся и легко вскочил в седло.
Первые минуты всадник относился к Орлику с недоверием, как и всякий кавалерист к незнакомому коню, который впервые очутился под ним. Но Орлик проявлял такое добродушие, такую поразительную готовность не только немедленно выполнять получаемые поводом, шенкелями и корпусом приказания, но и точно угадывать эти приказания, что Котовский вскоре стал обращаться с Орликом, как со старым другом. Да и Орлик, по-видимому, сразу понял, что на нем сидит его новый хозяин. Это чувствовалось по всему. Когда командир бригады, погоняв нового коня часа полтора по предместьям Тирасполя, возвратился домой и сошел на землю, Орлик доверчиво и дружелюбно вытянул морду и дохнул новому хозяину прямо в затылок.
Черныш был, конечно, тут как тут.
— Ну, что новая лошадка — спросил он по обыкновению угрюмо.