В конных частях Котовского в эти дни тоже шла демобилизация. Бессарабия оставалась под гнетом королевской Румынии, и, чтобы дать демобилизованным молдаванам работу и пристанище, Котовский добился разрешения правительства организовать в Ободовке, неподалеку от Тульчина, сельскохозяйственную коммуну. Идея Котовского пришлась по душе бессарабцам, и они стали готовиться в дорогу.
Накануне отъезда Ион пришел к Котовскому в штаб. Он решительно подошел к столу, за которым работал Котовский, вытянулся, как на ученье, и замер.
Котовский не спеша подписывал бумаги, подаваемые начальником штаба.
— Зачем пришел? — спросил наконец Котовский.
— По личному делу, Григорий Иванович, — угрюмо ответил Ион.
— По какому? Рассказывай.
— Полковой интендант не подписывает проходное свидетельство, — сказал Ион и скучающим взглядом посмотрел сквозь распахнутое окно на улицу, залитую ярким солнцем. — Требует сдать не только наган, но и саблю, — добавил он и пожал плечами.
— Правильно делает. Оружие надо сдать, — сказал Котовский.
— Не могу я, Григорий Иванович, сдать клинок, — с жаром возразил Ион и вздохнул, словно сбросил с плеч непосильную ношу.
— Непонятно, рассказывай толком, — сказал Котовский, встал со стула и подошел к Сорочану.
Тогда Ион полуобнажил клинок и вместе с ножнами двумя руками поднес Котовскому.
Котовский молча прочел надпись на клинке и положил свою широкую ладонь на плечо Иона.
— Понимаю, — промолвил Котовский. — Ты прав, Ион. Пока не освобождена Бессарабия, клинок надо держать наготове. — Подумав о чем-то, Котовский улыбнулся. — Скажи, Ион, — кивнул он на надпись, сделанную на лезвии клинка. — Ты сам придумал эти слова или кто надоумил?
— Сам, Григорий Иванович, — ответил Ион. — Слова придумал сам, а вырезал их на клинке часовщик из Буска в тот самый день, как принимали в партию.
Котовский прошелся по кабинету:
— Это благородно, Ион. Я радуюсь твоему политическому росту и ценю упорство характера. Никогда не мирись с поработителями Бессарабии. Будь настоящим гайдуком, Ион!
И Котовский крепко обнял Сорочана.
— Напиши, начальник штаба, начхозу, — приказал Котовский. — Напиши и подчеркни, что взводного командира Иона Сорочана разрешается уволить в запас с именным холодным оружием…
Ион был благодарен Котовскому. Вдохновенно, как святыню, поцеловал он холодную сталь клинка. Затем четко повернулся на каблуках и вышел на улицу.
На другой день Ион, его земляки и другие демобилизованные бессарабцы сердечно простились с Котовским. В последний раз все вместе сплясали они стремительный «Жок» и тронулись на Ободовку.
На первой повозке, на ворохе конской сбруи и старых седел, подаренных коммунарам вместе с лошадьми для обзаведения хозяйством, сидел Сорочан. Словно драгоценный дар держал он на коленях казачью саблю и задумчиво глядел на медный, ярко начищенный эфес клинка, поблескивавший на солнце. По лезвию клинка неумелой рукой местечкового гравера было выцарапано: «Мщу за Хотин! Ион Сорочан. 1919».
В Ободовку, в старинной вотчине графа Сабанского, на удивление окрестным хлеборобам, котовцы вскоре наладили крепкое хозяйство. Ион с большим усердием и любовью занялся разведением пчел и вскоре создал в коммуне обширную и прибыльную пасеку.
Здесь, в Ободовке, коммунары стойко приняли тяжелый для них удар, безвременную и трагическую гибель Котовского. По боевой тревоге собрали митинг. Десятки людей, бросив молотьбу хлеба на обширном току, прибежали к месту сбора. Узнав подробности гибели своего вожака, поникли головами и долго вздыхали:
— Как же нам теперь без него, без Котовского?
— Кто нас поведет вызволять Бессарабию?
Для сопровождения в последний путь легендарного бессарабца было решено послать лучших людей коммуны. Делегаты привели в порядок свои красные галифе, светло-серые гимнастерки с синими лацканами, алые фуражки с желтыми и белыми околышами. Через час конный эскорт тронулся в путь. Коммунары ехали по знакомым дорогам Подолии и Херсонщины и вскоре достигли Одессы. Там вместе с прославленными военачальниками Красной Армии, вместе с представителями трудящихся Украины и Молдавии коммунары стояли в почетном карауле у гроба Котовского. А на траурном митинге в Бирзуле, где останки Котовского были преданы земле, Сорочан поклялся над могильным холмом держать в чести оставленное ему холодное оружие и употребить его со славой в час освобождения Бессарабии от ее угнетателей.
И час такой наступил. Но Сорочану не пришлось применить клинок. Через пятнадцать лет после гибели Котовского королевская Румыния безоговорочно очистила Бессарабию. Сорочан не нашел в своей деревне отчего дома. Его сожгли румынские каратели, как только было подавлено Хотинское восстание. Не нашел Ион ни жены, ни сына. Вместе с другими заложниками они были брошены в тюрьму и оттуда не вернулись.