Рассказы о литературном институте

Когда перечитал гору книг, подумал: "А на что мне, спрашивается, вилами ковырять, когда вырасту, или на токарном станке стружку гнать, стану-ка я писателем, и не просто писателем, а знаменитым, может меня еще и на Нобелевскую премию двинут!" Как решил, так и сделал, стал день и ночь писать, как написал порядочный ворох, по редакциям побежал... "Ну, думает, - стану сейчас знаменитым писателем, сразу все девки мои будут, я свое не упущу, а там глядишь, и до премии недалеко!"

А редакции дают ему от ворот поворот, пишут в рецензиях, что вроде кой-какие способности у него есть, только образования маловато, так что пока у него одна графомания, чушь выходит.

Посокрушался мужик, да делать нечего, не получается сразу из него матерый писатель, учиться надо. Стал в Литературный институт поступать, где на знаменитых писателей учат. Год поступает, второй... Никак его брать не хотят, пишут, что пока ему рановато учиться, черт знает на что его творчество похоже, а графоманов у них в институте своих навалом, хватит.

Упирался мужик, упирался, насилу поступил в институт, взял всех измором. Стал учиться прилежно, над алхимией слова корпеть, над премудростью писательства, ну, думает, как постигну эту науку, стану знаменитым писателем, может, меня еще и на Нобелевскую премию двинут! Сам не пьет, не курит, с девками не балуется, хочет поскорее пройти науку да в писатели выбиться. Пишет, естественно, понемногу, да все у него как-то кособоко, не так как надо выходит. Отнесет в редакцию стишок или рассказик, а ему - бац! - заворачивают обратно, руками разводят, графомания, говорят.

Посмотрит он на других будущих писателей в общежитии: те пьют, гуляют напропалую, девок лапают, на занятия не ходят, все им трын-трава, потом отрезвеют маленько, садятся за машинку с трясущимися руками, за ночь наворочают стихов и прозы, отволокут в редакцию, их раз - и напечатают. Да при этом руки жмут, деньги дают, еще, говорят, приносите. А те опять во все тяжкие: пить да гулять. Что за несправедливость!

"Вот, черт, - думает иной раз мужик, - какого я рожна с этим писательством связался, только сердце себе угробил. Ворочал бы сейчас лучше вилами или на токарном станке стружку гнал, руками - не головой, все бы легче было!" И тут же другая подлянка-мысль в башку ударяет: "Нет, накося вам всем выкуси, стану я еще знаменитым писателем, все вы утретесь, а я, может, еще и в Нобелевские лауреаты вылезу!"

Кое-как закончил он институт, получил вожделенный диплом, прошел азбуку писательства, а толку нет. Отопрет ворох писанины в редакцию, а те опять не берут, опять чушь, говорят. Что делать? С редакторами волками не поспоришь.

Тут подсказал ему один знакомый писателишка:

- Ты вот пытаешься все под Льва Толстого работать, писать в классической манере, так?

- Ну, так... - сконфузился мужик.

- Ну, не Толстые мы с тобой, понятно, хоть ты тресни, оттого одна чушь собачья и выходит. Да и не модно это сейчас, сейчас чернуху-порнуху подавай, чтобы перца побольше было.

- Перца?

- Ага, чтоб все было кровью залито, а из крови сплошной секс торчал, читатель нынче опростился, живет одними инстинктами, оттого везде и установка на его низменные чувства. Вот, погляди на меня, накатал я романишко, напихал в него побольше дерьма, и худо-бедно, но издал.

Призадумался мужик, это что ж получается, пытался он писать о категориях вечных, о добре и зле, пусть и выходило пока коряво, графомания, а тут оказывается, никого это больше не интересует, чистая порнография требуется, ладно... Сел он за машинку, поднатужился, за ночь рассказ состряпал, назвал его позаковыристей, отпер в новомодный журнал, стал ждать ответа. Долго не прошло, звонят ему:

- Ваш рассказ нам очень даже к месту пришелся, будем печатать. Нет ли еще такого дерьма?

Ну, а уж как рассказ напечатали, заинтересовались им наперебой и издатели, и критики, и разная другая шушера: кто такой из молодых да ранний, почему раньше не слыхали?

Увидев такое дело, разорвал мужик рубаху до пупа для азарта, снова прыг за машинку и давай по клавишам наяривать, свету белого не видит, весь в работе по уши, как Достоевский. Новые знакомые теребят его по телефону:

- Брось ты это дело, наше от нас не уйдет, пойдем вина попьем, с девками побалуемся.

А он - нет, пыхтит за машинкой, ни на что не обращает внимания. Месяц хлестался, наворочал роман, по объему с "Капитал" будет, сам удивился, не зря раньше много читал, печатное слово любил. Назвал его побойчее, отволок в издательство. Долго не прошло, звонят ему:

- Очень нам ваша писанина подошла, будем немедленно печатать!