Рассказы о любви

Навстречу вышла хозяйка дома, подала мне руку и повела вдоль высоких кустов к круглой беседке, где при освещении ламп сидели за двумя столами гости. Директор приветствовал меня в своей приветливой улыбчивой манере, некоторые гости поздоровались со мной кивком, кое-кто поднялся, я услышал их имена, бормотал в ответ приветственные слова, кланялся дамам, блиставшим в свете ламп своими светлыми нарядами и рассматривавшим меня не долее момента; потом мне подали стул и я оказался в конце стола, на его узкой части, сидящим между фрейлейн в возрасте и юной миниатюрной девушкой. Дамы чистили апельсины, а мне подали хлеб с маслом, ветчину и бокал вина. Фрейлейн непродолжительно посмотрела на меня и потом спросила, не филолог ли я и не могла ли она уже однажды видеть меня там-то и там-то. Я ответил на это отрицательно и сказал, что я торговец, или, скорее, технический служащий, и принялся разъяснять ей понятие о той категории людей, к которой принадлежал, но, поскольку она тут же стала смотреть куда-то в другую сторону и, по-видимому, не слушала меня, замолчал и принялся за угощение. Мне никто не мешал, и я посвятил этому занятию добрую четверть часа; для меня это было праздничным исключением — получить на ужин такую обильную и вкусную еду. Потом я не спеша выпил бокал хорошего белого вина и сидел без дела в ожидании продолжения вечера.

Тут молодая дама справа, с которой я еще не обмолвился ни единым словом, неожиданно повернулась ко мне и предложила своей изящной и гибкой ручкой половинку очищенного апельсина. Я поблагодарил ее, взял предложенную половинку, и у меня стало необыкновенно радостно и приятно на душе, и я подумал, что чужой человек вряд ли мог стать другому ближе более приветливым способом, чем этот, такой простой и прекрасный — предложить апельсин. Я только теперь обратил внимание на соседку справа — ею оказалась элегантная нежная девушка такого же роста, как я, может быть, чуть больше, с хрупкими формами и узким прекрасным лицом. Такой она мне показалась, во всяком случае, в тот момент, потому что позднее я заметил, что хотя она и была изящного телосложения, но тем не менее сильной, очень живой и уверенной в себе. Как только она встала и прошлась вдоль стола, у меня тут же исчезло ощущение, что эта хрупкая особа нуждается в защите, потому что в ее походке и движениях чувствовалась девушка со спокойным характером, гордая и самостоятельная.

Я с признательностью съел половинку апельсина и постарался сказать девушке вежливые слова, чтобы показать себя в высшей степени порядочным человеком. Потому что меня вдруг охватило подозрение, что она могла меня видеть до этого во время моего тупого и молчаливого поглощения пищи и посчитать за невоспитанного типа, склонившегося над тарелкой и забывшего за этим занятием про своих соседей по столу, или за оголодавшего, что было бы для меня крайне неприятно, поскольку до отчаяния точно соответствовало действительности. Тогда ее очаровательный дар терял свой простой смысл и превращался в игру, а может быть, даже в насмешку. Но мое подозрение было необоснованным. Во всяком случае, фрейлейн говорила и двигалась с непринужденным спокойствием, отвечала мне с вежливым участием и не делала ничего такого, что бы показывало, что она принимает меня за лишенного всякой культуры обжору.

Однако беседа с ней давалась мне нелегко. Я во многом опережал к тому времени сверстников, что касалось жизненного опыта, но отставал от них по образованию и умению держаться в обществе. Вежливый разговор с молодой дамой, обладающей тонкими манерами, был для меня делом рискованным. Да и к тому же я заметил через некоторое время, что красивая девушка почувствовала мое отставание и стала щадить меня. Это вогнало меня в пот, но ничуть не помогло мне преодолеть мучительную скованность, а только еще больше смутило меня, так что я, несмотря на обнадеживающее начало, впал вскоре в фатальное состояние убийственного упрямства. И когда дама через какое-то время приняла участие в разговорах другого стола, я не предпринял никакой попытки удержать ее для беседы со мной, а просто остался печально сидеть замкнутым и мрачным, тогда как она весело вела оживленную беседу с другими людьми. Ко мне поднесли ящик с сигарами, я взял одну и безрадостно закурил, молча глядя в синеву летнего вечера. Когда вскоре после этого некоторые гости поднялись и отправились, весело переговариваясь, прогуляться по дорожкам сада, я тихо встал, отошел в сторонку и спрятался с сигарой за дерево, где мне никто не мог бы помешать, и стал наблюдать всеобщее веселье издалека.