Рассказы о любви

И как все прекрасное и доставляющее радость имеет обыкновение быть краткосрочным, так и это лето бежало день за днем, оставив в памяти воспоминание, охватывавшее всю мою юность. Уже начали поговаривать о моем скором отъезде. Мать еще раз просмотрела все мое белье и одежду, кое-что подштопала и зачинила и подарила мне в тот день, когда я паковал свои вещи, две пары хороших серых шерстяных носков, которые она сама связала и про которые мы тогда еще не знали, что это будет ее последним подарком мне.

Давно ожидаемый с тревогой и все же наступивший внезапно пришел наконец последний день, светло-голубой день позднего лета с нежными порхающими кружевными облачками и теплым юго-восточным ветром, игравшим в саду с пышно цветущими розами, устававшим от них к полудню, пропитавшись густым ароматом их благоухания, и затихавшим на время. Так как я решил использовать еще этот последний день и поехать только поздно вечером, мы, молодежь, хотели отправиться после обеда на прогулку. Утренние часы были отданы родителям, и я сидел между ними на канапе в папином кабинете. Отец приготовил мне несколько подарков на прощание, которые он вручил мне очень тепло со словами в шутливом тоне, за которым он пытался скрыть свою взволнованность. Это было маленькое старинное портмоне с несколькими талерами, карманная самописка и тетрадочка в симпатичном переплете, сделанном им самим; строгим каллиграфическим почерком он вписал мне туда дюжину добротных изречений. По поводу талеров посоветовал обращаться с ними экономно, но не скупиться, если надо, про ручку — чтобы почаще писал домой, а если я встречу новое полезное изречение, то лучше записать его в тетрадочку к тем другим, которые он сам проверил на себе и осознал их истинность.

Мы провели вместе больше двух часов, и родители рассказали мне кое-что из истории моего детства, из своей жизни и жизни их родителей; все это было внове для меня и очень важно. Я многое позабыл, а так как мои мысли все время убегали в поисках Анны, то, возможно, кое-что серьезное и важное из рассказанного я вовсе не услышал или пропустил мимо ушей. В памяти осталось только сильное впечатление от того утра в кабинете отца и глубокая благодарность и уважение к отцу и матери, которых я вижу сегодня в чистом божественном свете, как никого другого среди людей.

Но тогда прощание, через которое мне предстояло пройти под вечер, было делом ближайших часов. Сразу после обеда я отправился с обеими девушками в путь — в красивейшее лесное ущелье за горой, в обрывистой долине чуть сбоку от реки.

Поначалу мое подавленное состояние делало и моих спутниц задумчивыми и молчаливыми. Только поднявшись на вершину горы, откуда меж высоких рыжих стволов сосен открывался вид на узкую петляющую долину и просторы лесных угодий на зеленых холмах, где качались на ветру прямые, как свечи, цветы на высоких стеблях, я с громким радостным криком вырвался из объятий тоски. Девушки засмеялись и тут же запели походную песню «О, долы, о, горы!» — старинную любимую песню нашей матери, и пока я с ними пел, мне вспоминались многие веселые прогулки по лесам времен моего детства и прошлых летних каникул. Словно сговорившись, мы заговорили о том и о другом, стоило нам допеть последнюю строчку. Мы говорили о тех временах с благодарностью и гордостью, потому что это была прекрасная пора юности и любви к родным местам, и я бродил по ним с Лоттой, держась за руки, а потом и Анна со смехом присоединилась к нам. Так мы и прошли всю тропинку вдоль вершины горы, держась за руки и раскачивая ими, словно в танце, что всем троим было в радость.

Потом мы спустились по крутой пешеходной тропе по другую сторону горы в мрачное ущелье к ручью, перекаты которого через валуны и гальку были слышны еще издали. Выше по течению ручья находилась любимая харчевня, куда я и пригласил своих спутниц на кофе, мороженое и торт. По горе нам пришлось спускаться гуськом и также идти друг за другом вдоль ручья. Я шел позади Анны, все время смотрел на нее и изыскивал возможность поговорить с ней еще сегодня наедине.

Наконец мне пришла в голову одна хитрость. Мы уже приближались к нашей цели и находились в том месте, где берег порос травой и мелкой гвоздичкой. Я попросил Лоту пойти вперед и заказать для нас кофе и уютный столик в саду и чтобы его накрыли к нашему приходу, пока мы с Анной соберем букет цветов, которых здесь как раз так много. Лотте понравилось мое предложение, и она пошла вперед. Анна села на поросший мхом камень и принялась ломать вокруг листья папоротника.

— Итак, это мой последний день, — начал я.

— Да, очень жаль. Но вы наверняка скоро приедете вновь, разве не так?

— Кто знает? В следующем году, во всяком случае, нет, и даже если я приеду, все будет по-другому, не так, как сейчас.

— Почему же не так?

— А будете ли вы на следующий год тут?

— Это не исключается. Но вы и в этом году приехали домой не из-за меня.

— Потому что я не был знаком с вами, фрейлейн Анна.

— Что правда, то правда. Что же вы мне совсем не помогаете? Подайте мне хотя бы парочку гвоздик вон оттуда.

Я сосредоточился.