Рассказы о любви

Встав из-за стола, они взяли зонты и пошли через сад к ближнему павильону. Берта взяла с собой еще книгу.

— А ты, Пауль, не хочешь к ним присоединиться? — спросила тетя.

— Спасибо, нет. Я хочу разучить одну пьесу.

Со смешанными чувствами он ушел в музыкальный салон. Но едва он заиграл, сам не зная что, как вошел его отец.

— Мой мальчик, не можешь ли ты перебраться на несколько комнат подальше? Это хорошо, что ты хочешь разучить что-то новое, но всему свое время, и мы, старшее поколение, хотели бы при этой духоте немного поспать. Так что до свидания, малыш!

Юноша вышел, миновал столовую, коридор, прошел к воротам. Оттуда он увидел, как все входили в павильон. Услышав позади себя тихие шаги тети, он быстро вышел за ворота и поспешил, ничем не укрывшись, сунув руки в карманы, подальше от всех, в дождь. Гром стал усиливаться, и первые робкие зигзаги молний разорвали черные сумерки.

Пауль обошел дом и вернулся к пруду. Он чувствовал, упрямо страдая, как дождь проникает сквозь его одежду. Еще не посвежевший парящий воздух горячил его, и он подставил голые до локтей руки под тяжелые капли дождя. Все остальные сидели, довольные, в павильоне, смеялись и оживленно болтали, и о нем никто не думал. Ему хотелось туда пойти, но он пересилил себя; раз уж он не пошел с ними сразу, так нечего ему теперь бегать за ними. А Туснельде, та даже и не позвала его. Она пригласила пойти с ней Берту и господина учителя, а его нет. Почему его-то нет?

Насквозь промокший, он подошел, не разбирая дороги, к домику садовника. Молнии следовали одна за другой почти беспрестанно — вниз и поперек неба — фантастически причудливыми линиями, а дождь шумел все громче. Под деревянной лестницей садового домика что-то зазвякало, и оттуда с приглушенным рычанием вылез огромный дворовый пес. Узнав Пауля, он радостно прижался к нему и потерся о ногу, ласкаясь. И Пауль с нахлынувшей неожиданной нежностью положил руку ему на шею, потащил его в темный угол под лестницей и уселся там рядом с ним на корточки, что-то говорил ему и наслаждался его обществом неизвестно сколько времени.

В павильоне господин Хомбургер отодвинул железный садовый стол к задней каменной стене с намалеванным на ней итальянским ландшафтом морского побережья. Яркие краски — синяя, белая, розовая — плохо сочетались с серой стеной дождя и, несмотря на духоту, вызывали озноб.

— Вам не повезло с погодой в Эрленхофе, — сказал господин Хомбургер.

— Почему? Я нахожу, что гроза — это прекрасно.

— Вы тоже, фрейлейн Берта?

— О, я с удовольствием наблюдаю за ней.

Он ужасно злился, что малышка увязалась за ними. Именно сейчас, когда у него завязались отношения с красавицей Туснельде.

— А завтра вы и в самом деле уедете?

— Почему вы спрашиваете об этом таким трагическим голосом?

— Мне просто очень жаль.

— Правда?

— Но, милостивая фрейлейн…

Дождь барабанил по тонкой жестяной крыше и буйными толчками выливался из желобов водосточных труб.

— Знаете, господин кандидат, у вас в учениках очень милый юноша. Это ведь одно удовольствие преподавать такому, как он.

— Вы это серьезно?

— Конечно. Он просто прелесть. Не правда ли, Берта?

— О, я не знаю, я мало его видела.

— Он что, не нравится тебе?

— Нет, почему же… Нравится.

— Что изображено на этой картине, господин кандидат? Это виды Ривьеры?

За два часа Пауль вымок до нитки и вернулся домой смертельно усталый, принял холодный душ и переоделся. И стал ждать, когда возвратятся те трое, и когда они пришли и в коридоре раздался громкий голос Туснельде, он от испуга вздрогнул, его сердце заколотилось. Тем не менее он сделал нечто такое, о чем минуту назад даже не мог подумать.

Когда фрейлейн одна поднималась по лестнице, он подкараулил ее и неожиданно вырос перед ней наверху. Подошел к ней и протянул ей небольшой букетик роз. Это был дикий шиповник, который он срезал внизу, под дождем.

— Это мне? — спросила Туснельде.

— Да, вам.

— Чем же я заслужила? Я ведь опасалась, что вы меня терпеть не можете.

— О, вы смеетесь надо мной.

— Ну что вы. Конечно, нет, дорогой Пауль. И я благодарю вас за цветочки. Это дикие розочки, да?

— Да, с нашей живой изгороди.

— Я воспользуюсь одной из них, потом.

И она проследовала дальше в свою комнату.

Вечером все остались сидеть в зале. Приятно похолодало, с омытых дождем блестящих ветвей все еще падали капли. Собирались музицировать, но профессор предпочел бы поболтать пару лишних часов с Абдереггом. Все удобно расположились в просторном помещении, мужчины курили, молодые люди пили лимонад.

Тетя смотрела с Бертой альбом и рассказывала ей старые истории. Туснельде была в прекрасном настроении и много смеялась. Домашний учитель сильно устал от долгих пустых разговоров в павильоне, опять нервничал, его лицо подергивалось болезненной гримасой. То, что она так всем на смех кокетничала с этим младенцем Паулем, он находил безвкусным и старательно подбирал форму, как бы ей это высказать.