Рассказы о Москве и москвичах во все времена

Но брошенных ребятишек дом и в недостроенном виде стал принимать. И перед родительницами бедными двери открыл — все, как задумывалось. Жизнь, по правде сказать, здесь совсем несладкой была: в отдельные годы смертность новорожденных до 80 процентов доходила. Из-за отсутствия денег и содержание соответствующим образом складывалось.

Хотя опекунский совет и изощрялся, как мог: добился даже привилегий на печатание игральных карт на всю Россию. Никто больше таким правом в то время не обладал. Благодаря этому дому и набережная Москвы-реки впервые камнем оделась.

Помимо Ломоносова, дом воспевали и другие наши великие: уж больно огромен, никак вниманием не обойти! Писал о нем Паустовский, и Ильф с Петровым от души повеселились над его коридорами, только на одном этаже достигавшими полкилометра длины.

В советское время Воспитательный дом достроили все-таки. По первости здесь открыли Дворец труда со своей радиостанцией, чуть раньше, по традиции видимо, разместились курсы сестер-организаторов по охране материнства и младенчества, а в 1938 году сюда въехала академия. Точно известно, что предшественник Берии Ежов ездил по Москве, выбирая для академии здание. Увидел Воспитательный дом — и пальцем ткнул. В неслыханно короткий срок, за пять дней, чтобы не прерывать учебный процесс, переехала академия из Ленинграда… И все, затворились секретные двери.

Впрочем, иначе и быть не могло.

Хитрованцы знали, где надо жить

Низкий сырой туман стлался от Яузы под ноги, размывая очертания убогих домов, обступивших небольшую грязную площадь. Лишь кое-где сквозь липнувшее покрывало виднелся желтеющий прямоугольник окна или — на мгновение — свет приоткрывшейся двери. Голоса звучат глухо, размыто. Иногда слышатся чьи-то шаги, и из тумана является шатающаяся фигура. Потом доносится звук падения, сдавленный крик. Споткнувшись о пьяную, тщетно силящуюся подняться женщину, Глеб Иванович Успенский сильнее сжимает локоть Гиляровского и умоляюще просит «Ради Бога, Владимир Алексеевич, уйдемте скорее отсюда… Это ужасно, ужасно…» Но нет, Гиляровский дальше уводит товарища: напросился своими глазами увидеть Хитровку, значит, терпите, сударь.

И теперь я стою на том самом месте — на перекрестье Подколокольного и Петропавловского переулков, что в районе Солянки, и думаю вот о чем. Какой тихий, покойный закуток в центре Москвы… и какая бурная, ни на какую другую не похожая жизнь царила здесь во второй половине XIX века. Да еще и в начале прошлого. Несколько десятилетий обреталась на этом месте Хитровка, копошившаяся незаметной для Москвы, но жуткой жизнью трущоб. Люди тут рождались и умирали, не выходя за пределы мрачного зловонного царства…

Но что это за проклятущее место? И почему прозывалось Хитровкой? Если пойти по Солянке, свернуть в Подколокольный переулок и по нему подняться, то справа непременно увидите коротенький, кривой переулочек — Певческий. Он выходил на безобразный пустырь, изборожденный оврагами, заросшими лихим бурьяном и напоминавшими скорее таежные дебри, нежели центр Москвы. Издавна обосновался здесь бродяжий притон, где прятались беглые арестанты и всякий бездомный, пропащий люд. И тем не менее именно здесь обустроился генерал-майор Николай Захарович Хитрово, который еще в 1823 году приобрел сей отвратительный кусок земли с намерением привести его в порядок и устроить тут рынок.

Генерал обосновался на пустопорожнем месте по-хозяйски: поставил два дома, конюшни, погреба, подвалы, пристроил и свою многочисленную дворню. Получилось-то, вообще говоря, бог знает что — двор не двор, усадьба не усадьба, а скорее просто застроенное огромное пространство, где после смерти Николая Захаровича, между прочим зятя М. И. Кутузова, и возник Хитров рынок.

А дом генерала купил богатый инженер вместе с необустроенной частью дикого пустыря, облюбованного бездомными бродягами. Новый хозяин пустил бывший генеральский дом под ночлежки: дело доходное и отнюдь не хлопотное. И слава Хитрова рынка как самого опасного, гиблого места в Москве только упрочилась. Десятки лет москвичи стороной обходили его, а городские власти, Дума, печать, менявшиеся генерал-губернаторы все это время без конца принимали какие-то меры, решения, пытаясь покончить с Хитровкой. Не получалось никак. Уж слишком глубокие корни пустила она, слишком укоренилась в сознании несчастных ее обитателей, что нет для них на земле места надежнее и лучше. А меж тем вплотную, буквально вокруг, расселились богатейшие московские люди — построил дворец Савва Морозов, купцы Корзинкины, Хлебниковы, Расторгуевы и многие другие. Им тоже не нравилось сильно несущее помойкой соседство, но и они сделать ничего не смогли. В Москве всегда удивительным образом уживалось рядом несовместимое.

^{Хитрое рынок в начале XX века}