Рассказы о походах 1812-го и 1813-го годов, прапорщика санктпетербургского ополчения

С этими-то тягостными чувствами продолжали мы поход. До Великих Лук ничего примечательного с нами не случилось. — Тут приказано было остаться на два дня, побывать всем в бане, исправить всю амуницию и приготовиться на долгую, бивачную жизнь. Тут в первый раз услыхали мы о Французских мародерах, от которых в Ильинскую пятницу почти весь город бежал. Тут нашли мы в жителях самый радушный, самый бескорыстный прием. Ни за что не хотели с нас денег брать. Мне нужно было купить несколько Фунтов сахару. — Купец отвесил и очень огорчился, когда я спросил: сколько ему следует? «Да за что ж, братец, я даром-то возьму у тебя?» — «За то, что вы наши защитники, наши спасите ли!» — «Да ведь если все твои защитники придут брать у тебя товар без денег, так у тебя ничего не останется.» — «Да ведь я, батюшка, не один в городе; нас много, — и мы до вашего прихода положили между собою не брать с вас ни за что денег. На мое счастье вы пожаловали — и я рад служить такою малостью вашему благородию!» — Я взял и поспешил домой, чтоб рассказать всем об этом патриотической бескорыстии целого города но мое известие было уже не новость. Многие прежде меня испытали то же, — и к чести всего ополчения должно сказать, что никто в эти два дни не просил себе ничего в запас, а довольствовался радушным угощением жителей. -26-го Сентября выступили мы из этого походного Эльдорадо, чтоб долго, долго не лежать на постели, не спать под крышею, не сидеть за столом, не раздеваться, не есть и не пить вдоволь. — До сих пор после каждого перехода привыкли мы к вечеру у каждой деревни встречать наших квартиргеров. В этот день нашли мы их на обширном поле, с одной стороны омываемом озером, а с другой увенчанным густым лесом. «Где ж наш ночлег? спрашивали мы на перерыве у квартиргеров.» — «А вот где, отвечали они, и указывали на поле, утыканное колышками, — Эти колышки — была разграниченная межа между ночлегами разных дружин — Только что разместили всю колонну, отрядили тотчас по взводу в лес, — и пошла стукотня, треск, и ломка. Запылали костры, повесили котлы, начали вынимать провизию — и, благодаря Русскому досужству, чрез час несколько сот плетеных шалашей красовались уже на пустынном поле, — а чрез час потом и весь лагерь спал Русским, богатырским сном. — Иные спали правда беспокойно, часто просыпались и выползали из шалашей, чтобы погреться у костров, поддерживаемых часовыми — что ж до меня касается то молодость и вовсе не Сибаритская дотоле жизнь, усыпила меня наилучшим образом без просыпа до утра. Неугомонный барабан поднял нас на рассвете. Мы вскочили, побежали к озеру помыться, перекреститься, затянули ранцы — и по вторичному барабану пустились далее. На другой день — такой же ночлег — на третий судьба нас еще раз побаловала. Первый Литовский город Невель принял нас под свои крыши для ночлега и дневки. Но какую жестокую разницу нашли мы в чувствах и приеме жителей! Правда и здесь не требовали с нас денег; да зато ничего и не давали. Обыватели косились на нас и спрятали провизии свои в подвалы; купцы заперли лавки одни космополиты — Евреи бегали вокруг нас, уверяли каждого в неизменной своей преданности к России и выманивали у нас последние деньги.

Выступив из Невеля очутились мы в новом мире. Переходы наши были уже совершенно на военной ноге. Авангард, патрули, при каждой Бригаде Артиллерия с зажженными фитилями, кавалерийские разъезды, словом все предосторожности, доказывающие близость неприятеля. Но где же он? — Сердца наши так и кипели нетерпением крикнуть ему наше молодецкое ура!