Рассказы о потерянном друге

И опять Лидия Ивановна первой из знакомых поздравила меня:

— Призываешься, Гриша?

— Призываюсь, Лидия Ивановна.

— Хорошее дело. А как Акбар?

— Насчет Акбара тоже решено…

Я не обманывал ее. Об Акбаре я много думал еще раньше и, когда предстал перед призывной комиссией, попросил направить меня вместе с Акбаром на государственную границу. Мою просьбу удовлетворили. Скоро уедем с ним далеко-далеко, туда, где стоят полосатые столбы с Гербом Советского Союза.

Где-нибудь в дозоре, ночной порой, буду смотреть на зеленые светящиеся циферки на часиках и вспоминать, как они достались мне, как мы с Акбаром охраняли покой наших граждан, законность и порядок в мирной обстановке, в быту. Сколько бессонных ночей мы с ним провели, патрулируя по городу! А сколько, быть может, еще впереди, на границе…

Будем с другом Акбаром честно служить Родине!

* * *

…Самолет мягко — почти неслышно — тронулся с места, быстро набирая скорость, вдруг задрожал весь, затрясся, как телега на ухабах, моторы взревели, дальние домики, перелески со все ускоряющейся быстротой побежали назад; тряска внезапно прекратилась, громадный воздушный корабль легко оторвался от бетонной полосы, шасси убрались, сразу стало покойно, гром моторов куда-то отошел, земля проваливалась вниз, вот уже все стало маленькое, маленькое, далекое… летим, летим! И уже вокруг только бескрайняя прозрачная синева неба, внизу проплывают облачка, и ослепительные золотые лучи солнца заливают ярким светом все-все, будя чудесное чувство какого-то тихого восторга и успокоения. Вероятно, с таким чувством мифический Икар взмыл над землей. Постепенно спадает нервное напряжение, вызванное прощанием с боевыми друзьями, с заставой и ее командирами. Ведь сколько пережито вместе, сколько раз выручали друг друга. Взаимовыручка — главное и непременное правило воинской службы… Постепенно мысли переключаются на другое. Кто-то правильно заметил, что первую половину пути едущий оглядывается назад, вспоминает о том, что было, а потом начинает смотреть вперед, думает о том, что его ждет.

Акбар лежит под столиком между передними рядами сидений, положив свою умную голову на вытянутые лапы, притиснутый к моим ногам (тесно, повернуться негде), и иногда полувопросительно, понимающе чуть взглядывает на меня. Это уже не тот Акбар, с каким два года назад мы отправлялись служить в погранвойсках, — тот и не тот. Он посуровел, приобрел какую-то мудрость и сдержанность, время и служба сделали свое. Мы оба сильно переменились.

Все-таки удивительно быстро идет время; не идет, а летит, мчится быстрее, чем наш реактивный лайнер. Даже не верится: мы с Акбаром отслужили и уже возвращаемся в родной город на Неве. Вы уже это поняли? Да, остались позади ночные тревоги, внезапные вызовы, преследования нарушителя, посягнувшего переступить ту запретную и святую для нас черту, которая называется государственной границей. Прибавилось шрамов у Акбара. К счастью, ему везло: раны, полученные в схватках с вооруженными нарушителями (а они, как правило, все вооруженные, за небольшим исключением), оказывались несерьезными и скоро заживали. Наверное, сказывались его опрятность и хорошая выучка: он брал врага так, что тот обычно не успевал и пикнуть. Сколько на его (на нашем!) счету задержаний? Конечно, с Карацупой[1] не сравнить, однако и стыдиться не приходится, свидетельством тому значок «Отличник погранвойск» у меня на груди…

Итак, мы скоро дома, вместе отправились служить, вместе возвращаемся. А ведь могло быть и так: я возвращаюсь, а друга Акбара уже нет в живых…

А могло быть и наоборот (бывает и так)… Впрочем, в этом случае собака тоже не возвращается, она навсегда остается там, где окончил свои дни ее проводник. — человек.

Потихоньку осматриваюсь. Самолет полнехонек, ни одного свободного места. Постепенно оживление, обычное при посадке, стихает, пассажиры успокаиваются, устраиваются поудобнее, кто-то, щелкнув кнопкой запора, откинувши спинку кресла, начинает дремать. Ровное, нераздражающее гудение успокаивает, настраивает на сон, рождая неторопливое течение мыслей. Много летит ребятишек с мамами, они возятся дольше всех.

Около меня бабка в чепчике. Багажа — горы. Ее потому и посадили впереди, чтобы как-то могла уместиться со всем своим хозяйством (тут, у стола, чуточку попросторнее). Баулы да кошелки, едет в гости к родным, везет гостинцы; среди узлов не сразу заметишь и Акбара. Маскировка.

Когда по радио сказали, что надо пристегнуться, моя соседка деловито подозвала стюардессу и попросила:

— Привяжи-ка меня, родная, как всех. А то сама я не могу.

Я обратил внимание, что она держит в руках что-то.

— Устанете так держать…

— Это у меня наливочка да варенье. Вдруг самолет будет падать, так чтобы не разбилась…

Типун тебе на язык, бабка!

Только успела вымолвить; вдруг резкий, требовательный выкрик, заставивший всех оглянуться:

— Руки вверх!

Бабка от неожиданности выронила варенье, банка сломалась, варенье густо-красным пятном расползлось по полу.

— Всем руки вверх! Не двигаться!