Читаем Рассказы о прежней жизни полностью

С тех пор, как мы завели дачу, жену преследует один и тот же кошмарный сон. Ей снится изобилие в соседских огородах. Гроздья красных помидоров сгибают там кусты, кабачки величиною с месячных поросят белеют в грядках, курчавится цветная капуста. А наш огород мёртв. Голая земля потрескалась от жары, чахнет всё ещё пригнутая малина, пустою гробницей зияет парник. И хотя, проснувшись, жена вспоминает, что сделала всё не хуже людей – успела вовремя вскопать, засеять и обиходить свой участок, сон повторяется снова и снова. Он прямо измучил жену. И меня тоже. Жена всегда была мастерица видеть кошмарные сны, но раньше хоть было какое-то разнообразие. Однажды ей, помню, приснился сон весьма даже романтичный: как будто она террористка, бросила бомбу в какую-то королеву с шестимесячной завивкой, ехавшую на слоне, королева не пострадала (они всегда почему-то не страдают), а вот слону оторвало хобот. И жену, естественно, собираются казнить. Если она не пришьёт хобот обратно. Кое-как ей удалось проснуться – за минуту до казни.

Огородный же кошмар казнит её каждую ночь. А теперь он и сбываться начал: люди вон урожай собирают, а у нас всё ещё одни зелепутки.

Неожиданно история с огурцом взволновала свояка, который до этого вообще никакой растительности вокруг себя не замечал. Он забрался в огуречную грядку и, пока женщины всполошенно атукали на него, отыскал целых два огурца. Вполне приличных. У одного даже бочок успел слегка пожелтеть.

– Так у нас что, и помидоры тоже будут? – спросил изумлённый свояк. – Вы помидоры-то сажали?

– Здравствуйте! – гордо ответили женщины (они, конечно, проглядели огурцы, но теперь делали вид, что ничего такого не произошло). – Разуй глаза-то. А за домом что? – И сунули свояка носом в помидорную плантацию.

Свояк, воздев к небу руки с зажатыми в них огурцами, издал торжествующий клич. Наконец-то он был отмщён. И пусть не знали про это его обидчики. Важно, что знал он сам.

Нынче весной свояка жестоко оскорбили. Нанесли удар по его достоинству и убеждениям.

Случилось это на базаре, куда свояк был послан купить килограммчик-другой ранних помидоров. Получил он такое поручение впервые за последние двадцать пять лет – и, конечно, не узнал базара. Свояк помнил ещё шумные послевоенные «толчки» смешанного промтоварно-продуктового направления, где торговались до хрипа, до битья шапками оземь, а тут увидел прекрасное крытое помещение вроде хоккейного стадиона с множеством культурных прилавков и спокойными интеллигентными очередями. В одну такую очередь, к весёлому южному человеку, он и пристроился.

Очередь, между прочим, неплохо двигалась. Продавец – товарищ, видать, опытный – взвешивал быстро. И не мелочился. Если, допустим, вес граммов на пять перетягивал, он не менял помидор на другой, помельче – отпускал так, с походом. Но, с другой стороны, и покупателям не разрешал копаться, выбирать. Да, собственно говоря, и выбирать-то особенно не было нужды. Помидоры товарищ предлагал довольно ровные и мало побитые. Если учитывать длительный перелёт их в наши края, то, можно сказать, вообще целые. Так что задержек не возникало. Пока не приблизился к продавцу свояк.

– Почём помидорчики? – спросил он.

Продавец хотя и удивился, но всё же ответил:

– Пять рублей.

– А как отдать? – прищурился свояк.

Продавец рассмеялся, оценив шутку, и соответственно ответил:

– А отдам за семь.

– Хм, – сказал свояк, перебирая помидоры. – Рубля два с полтиной я бы за эту гниль ещё дал.

Продавец, сообразив, что свояк не шутит, а, может быть, намеренно издевается, оскорбился.

– Где гниль?! Это гниль, да?! – Он схватил один помидор и сунул его под нос покупателю. – Совесть имеешь – нет?.. Эт-та отборный помидор! Самый лучший! Подарочный! Его самому кушать нельзя. В больницу нести – передачу. Любимой девушке – на день рождения…

Некоторые в очереди тоже заволновались: гражданин, мол, вы берёте или не берёте? Если брать – то берите, а не брать…

– Ну, хорошо, – свояк решил маленько накинуть. – Два восемьдесят – и по рукам.

– А по рогам не хочешь? – окрысился продавец.

– Зря сердишься, хозяин, – миролюбиво сказал свояк. – Я хорошую цену даю.

– Иди воруй, – буркнул хозяин. Он уже взвешивал помидоры другому покупателю и на свояка не глядел.

Свояк отошёл. Он тоже себя битым волком считал: помнил, что в таких ситуациях не штурмом брать надо, а медленной осадой. Минут пятнадцать он погулял между рядами и опять подкатился как ни в чём не бывало.

– Ну что, хозяин, не надумал?

– Чего я не надумал? – спросил продавец, успевший уже забыть про инцидент.

– По два восемьдесят не надумал? – напомнил свояк.

Тогда продавец узнал его, всё вспомнил и аж затрясся.

– Ннна! – сказал он, схватив в каждую руку по большому помидору и стиснув их так, что семечки потекли. – Н-на – ешь!.. Только уйди! Не могу смотреть на тебя! Рожа твоя противная, как у собаки!

Тут уж и вся очередь возмутилась:

– Действительно, чокнутый он, что ли?

– Гляди-ка, торгуется ещё! Торгаш выискался.

– С Луны, видать, сорвался…

– Точно. Ископаемый какой-то.

– Да он замороженный лежал! – крикнул один остроумный товарищ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза