Читаем Рассказы о прежней жизни полностью

Он ощупал доски забора – и точно, нашёл одну, только сверху прихваченную гвоздиком.

– Видали, как мужички устроились? – Серёжа отодвинул доску и рукой показал, как пробираются сюда строители, «вмазывают» на скамеечке, а потом «выруливают» обратно. – Шикарный кайф, а?.. Ладно, Вячеслав Георгиевич, – сказал он. – Ждите меня здесь. Держитесь за деревянное. Тьфу-тьфу!..

…Через полчаса Серёжа пригнал бульдозер.

Бульдозерист, жилистый, длиннолицый парень, сдвинув на глаза грязную соломенную шляпу, щурился на бараки и плевал сквозь зубы.

Серёжа, на ходу разминая сигаретку, подбежал ко мне. Я сунулся было в карман за спичками, но Серёжа пожелал прикурить от моей папиросы. Он нагнулся, прикурил и – мне показалось – не то чтобы не разогнулся, а как-то присел, втянув голову в плечи, стал вдруг ниже ростом.

– Вячеслав Георгиевич, – зашептал он, глядя на меня снизу вверх, – я сейчас буду говорить, а вы так головой покачайте-покачайте, будто не соглашаетесь, потом рукой махните и отвернитесь.

– Серёжа, рукой-то я, наверное, не сумею, – заволновался я.

– Ну, тогда хоть головой покачайте… Вот так вот. Хорошо… Понимаете, этот гусь просит полсотни, а что тут на полсотни делать? Зацепляй да дёргай. Я ему больше тридцатки не дам… Ну-ка, ещё покачайте. Решительнее… Ага. Порядок…

Бульдозерист всё поплёвывал, не глядя на жестикулирующего Серёжу. Один раз он даже махнул рукой (у него это здорово получилось) и полез было за рычаги, но Серёжа успел схватить его за штанину. При этом он полуобернулся ко мне с выражением: «Вот же народ, что ты с ним будешь делать. Три шкуры норовит содрать».

Я понял, что идет игра в большого шефа, в строгого начальника, достал из кармана крохотную записную книжку и с деловитым видом принялся записывать на чистую страничку таблицу умножения. А поскольку я изрядно подзабыл таблицу, то мне пришлось очень естественно поднимать глаза вверх и морщить лоб – словно я смету подбивал или прорабатывал варианты наиболее эффективного сноса бараков. Может быть, даже обсчитывал какой-нибудь взрыв на выброс. Чем чёрт не шутит? В общем, я всячески старался подчеркнуть, что игнорирую бульдозериста с его людоедскими запросами. Подумаешь, птица! Да мне только свистнуть – десять таких орлов налетит.

Серёжа продолжал торговаться.

Бульдозерист, наконец, плюнул в последний раз длиннее и обречённее – дескать, хрен с вами, с кровопийцами – и пошёл разматывать трос.

…Когда первый барак рухнул, взметнув облако горячей, пахнущей прелью пыли, Серёжа опять подбежал ко мне.

– Вячеслав Георгиевич, вы сейчас обойдите его кругом, похмыкайте так для вида – только ничего не говорите, а потом я вас на платную стоянку отвезу.

…На платной стоянке Серёжа дал охраннику её, худому инвалиду с повязкой на рукаве, двадцать копеек, сказал: «Чао, Вячеслав Георгиевич!» – и убежал. А я остался в машине.

Странной оказалась для меня эта шабашка. Работа уж вовсю кипела, а я не ударил ещё палец о палец. И догадывался, что ударить не придётся. А свой гонорар я получу за исполнение роли начальника, когда трест мой, в лице Серёжи, выполнит план. Сам же Серёжа и подсказал мне эту мысль. Когда там, возле бараков, я сунулся помочь ему и бульдозеристу завести трос, Серёжа бросил на меня такой панический взгляд, что я окаменел на месте. И долго ругал себя за несообразительность. Конечно же, дока-бульдозерист сразу бы раскусил наш манёвр и взвинтил цену.

Много лет назад, когда я был студентом, мы, помнится, тоже ходили на заработки. Сбивали бригаду человек в десять и нанимались разгружать баржу с лесом, углём или цементом. Работали обычно по ночам, к утру возвращались чёрные, как из преисподней, но зато и богатые. Каждый нёс в кармане по пятьдесят рублей, то есть по теперешней пятёрке, а это были такие солидные деньги, которых хватало, чтобы протянуть две недели до стипендии или дважды посидеть в ресторане – на выбор. А сейчас вот, пока я загорал на стоянке, бродяга-бульдозерист отнимал у нас тридцать рублей. На первый барак он истратил пятнадцать минут. Вся работа, стало быть, должна была отнять у него полтора часа.

Тридцать рублей за полтора часа! То есть шесть моих студенческих ночей на разгрузке барж. Ничего себе!..

Солнце основательно припекало сквозь стёкла машины, и, разморившись, я незаметно задремал.

…Разбудил меня Серёжа – запылённый и потный.

– Устали? – заботливо спросил он. – Ну, ничего. Сейчас ещё маленько поупираемся – и на сегодня конец. Я там, Вячеслав Георгиевич, бригаду салажат сорганизовал. Из пединститута парни. Вы их перепишите в блокнотик – фамилии, адреса, – чтоб всё по уму… Да, – вздохнул он. – Придётся, Вячеслав Георгиевич, ещё семьдесят рэ отдать. Их семеро – меньше, чем по десятке на брата, неудобно было предлагать. Или – много? В общем, глядите, Вячеслав Георгиевич. Как скажете…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза