Рассказы о прежней жизни

До блаженства, впрочем, было ещё далеко.

– Слышал, покупаете дачу? – спросил меня на следующий день главный редактор, когда я зашёл к нему по какому-то делу. Спросил с раскрытостью и дружелюбием, сразу как-то уравнявшим нас: его – владельца гасиенды и меня – будущего хозяина ранчо. Были в его тоне интерес, уважение, и я вдруг почувствовал себя легко и раскованно – этаким преуспевающим молодым бизнесменом, принятым в круг солидных, обеспеченных людей.

– Да вот, приходится, – весело ответил я. – Приходится… думать. Жена, видите ли, одержима страстью к огородничеству.

– О, эти жёны! – понимающе усмехнулся главный.

Он усмехнулся с таким видом и таким тоном произнес: «О, эти жёны», – что я снова ощутил себя этаким Онассисом, не заведшим дачу лишь потому, что у жены до сих пор были разные другие капризы – яхты, заграничные путешествия и так далее. А вот теперь ей потребовалась дача.

– Кстати, хотел с вами посоветоваться, – неожиданно для себя соврал я. – Может, порекомендуете что-нибудь?

Главный редактор задумался, красиво приподняв брови.

– Единственно, что могу посоветовать сразу, – сказал он, – не покупайте летний домик. Конечно, он обойдется вам дёшево, тысячи в две с половиной – в три, но ведь вы знаете наш климат.

– Ещё бы, – поддакнул я.

– Летний домик – это нерентабельно. – Он снова задумался, теперь опустив брови. – Кажется, я смогу вам помочь. Недалеко от нас продаётся дача. Половина рубленого дома, в двух плоскостях, четыре комнаты, общая площадь метров пятьдесят. Просят за неё пять с половиной тысяч. За пять, я думаю, отдадут. Вот только – соседи… Вернее, соседка. Вторую половину занимает вдова драматурга Бубнова. Такой, знаете, неувядаемый божий одуванчик. Заговорит она вас до умопомрачения… Слушайте! – оживился главный. – А зачем вам половина дома?

– Да. Зачем? – сказал я.

– Покупайте уж сразу целый. Вот профессор Мышатников, я слышал, собирается продавать свой дом. Шесть комнат, веранда по периметру типа галереи, с зимним садом. Два камина – на первом и втором этаже. И всего – четырнадцать тысяч.

– Фундамент каменный? – уточнил я.

– Шлакоблочный, – сказал редактор.

Так мы сидели с ним, вели приятный деловой разговор, легко перебрасывали туда-сюда тысячи, как два концессионера или два директора банка, – и только в коридоре я вспомнил, что четырнадцать тысяч – ведь это моя зарплата лет за семь-восемь, без вычета подоходного налога. Не мог не знать об этом и главный редактор. И тем не менее он не шутил, рекомендуя мне особняки с каминами. Да и сам я выслушивал его серьёзно, не остановил, не извинился: простите, мол, вы меня не за того принимаете.

Несомненно, с нами происходило что-то странное.

Хотя с другой стороны… Главный редактор ведь тоже был не миллионером. Получал он ненамного больше моего, а дачу всё-таки имел. Да ещё какую! Не знаю, сколько он вложил в неё когда-то, но если сейчас я вздумал бы её купить, то вряд ли она обошлась мне дешевле профессорской. Снова получалась нелепица.

Обо всём этом я подумал, выйдя из кабинета главного редактора. Но подумал как-то мимолётно, не всерьёз, поймал себя на том, что даже насвистываю беззвучно, словно аккомпанируя своим скачущим мыслям… Мною всё ещё владело приподнятое настроение, возникшее после нашей солидной, красиво-небрежной беседы – беседы двух уверенных в себе, не мелочащихся джентльменов.

Забеспокоился я позже, когда через несколько дней докладывал на семейном совете о результатах предварительной разведки.

Совет проходил в квартире родителей жены.

Тёща, дымя сигаретой, раскладывала пасьянс.

Только что принявшая ванну свояченица сушила феном волосы.

Свояк, утонув в кресле по самую лысину, читал детектив и одновременно смотрел телевизор.

Жена, достав из сумочки вязанье, считала петли.

Я, развернув записную книжку, называл им место расположения дачи, площадь её, этажность, материал и цену. Оттого, что мне приходилось перекрикивать телевизор и фен, всё это здорово походило на аукцион. «Пять с половиной тысяч! – выкрикивал я. – Семь! Одиннадцать!..»

Удивительно!.. Никто из них не ахнул, не вздрогнул, не побледнел! Свояченица не выронила фен, жена не сбилась со счёта, а у тёщи сошёлся пасьянс, о чём она радостно нас и оповестила. Ну, положим, тёща могла заблуждаться насчёт моих сбережений. Но жене-то была известна мизерность их. Между тем она лишь дважды спросила, не отрывая глаз от вязанья: «А речка там есть?» Теперь ей, оказывается, кроме грядки, требовалась ещё и речка.

Две дачи мы забраковали из-за отсутствия поблизости речки, одну – за дальность расстояния и ещё одну – за неэлектрифицированность округи. Из-за непосильной цены мы не забраковали ни одной.

Я сидел за ужином и украдкой разглядывал своих близких, гадая – кто же из них подпольный Корейко. Да нет же! – не было среди них богачей.

Расходились мы поздно. Свояк и свояченица шли впереди, мы с женой – следом: до ближайшей остановки троллейбуса нам было по пути. То ли соболиная, то ли норковая шапка свояченицы вспыхивала искрами в свете фонарей.

– Зинуха! – окликнул я её. – Сколько стоит твоя шапка?