Рассказы о природе

Тут бывает плохо ребятишкам, хорошо ещё успеют с дерева слезть и разбежаться, а не успел, — то прямо и попадает в Михеевы мохнатые лапы.

Выдумали однажды наши пастухи вот какую игру. Есть славный цветок ромашка, в нём солнышко, и к жёлтому солнышку во все стороны приставлены белые лучи. Вот если оторвать все лучики и оставить только один — это будет поп с одной косичкой, если два — с двумя косичками, три — с тремя, и так, сколько ребят играет, столько можно наделать попов с косичками, только один оставляется без косичек, лысый. Потом каждый пастух вырывает себе на лугу ямку, сундучок, и непременно с крышкой из дёрна, сундучок к сундучку, сколько детей, столько и сундучков. И когда наши пастухи всякий себе выкопали по сундучку, то выбрали старосту и отдали ему всех своих попов. Староста разложил попов в разные сундучки, конечно, никто не мог заметить, какой поп пришёлся к какому сундучку, — это вот и надо теперь отгадать. А у каждого отгадчика заготовлен крючок; делается обыкновенно из сучковатого прутика. Ну, скажем, что мой поп с одной косичкой лежит во втором сундучке, и это верно пришлось, то я свой крючок вешаю на первый сук дерева, не угадал — крючок остаётся при мне, пока не угадаю. Но если я во второй раз угадаю, то перевешиваю свой крючок на второй сук, повыше, значит, поближе к Москве. Так, если кто счастлив, из разу в раз перевешивает крючок всё выше и выше, да так вот и едет в Москву и за ним все едут, кто поскорей, кто потише. В этот раз первым ехал Антошка Комар, а самой последней девочка — Рыбка.

Но вдруг счастье переменилось. Рыбка забрала верх, а Комар остался в самом низу.

Так ехали, ехали, и вот, наконец, Рыбка сверху кричит:

— Москва!

Дальше ехать некуда, на верхушке дерева больше и сучьев нет.

Между тем дед Михей вовсе заплёлся, сидит себе на горке и не видит, что дети по дереву едут в Москву, а самая большая, чёрная с белым поясом, свинья Матрёшка пошла на его собственную полосу картошку копать. Эта Матрёшка самая озорная свинья, и как только она ушла, то и все свиньи за ней, а свиньи ушли, как и кони, и коровы, и овцы. Рыбка сверху первая заметила проказу Матрёшки и крикнула:

— Слезай, ребята, Матрёшка — в картошке!

Сразу все бросились с дерева и пригнали Матрёшку. Стали наказывать Матрёшку, как обыкновенно: ставят свинью рылом к реке, и кто-нибудь из пастухов садится на неё верхом, сзади хлестнут прутиком, и свинья мчит всадника до речки. Вот затем и ставят Матрёшку рылом к реке, чтобы ей дальше бежать было некуда, а то мало ли куда она может увезти седока. После, когда один прокатится, и другой так, все по очереди, Рыбке надо бы первой катиться, она же первая и в Москву приехала и первая заметила Матрёшку в картошке, но ребята все прокатились, свинья и рот разинула, а Рыбка всё ждала свою очередь.

Вовсе ребята свинью измучили, и такой дед чудак, ничего не замечает, весь в свои старые годы ушёл. Но Рыбка от своего не отступается, садится верхом на свинью. В это время Антошка Комар, тот, что первый ехал поначалу в Москву, а потом оказался самый последний, взял и устроил скверную штуку. Комар и был во всём виноват.

У свиней как бывает: с хвостами муха сядет, и то она сейчас же хвостик спрячет между окороками. А Комар взял да и надел Матрёшке на хвостик берестяную трубочку и сам изо всей силы потянул за кончик. Матрёшка со всех ног бросилась бежать и как почувствовала на хвосте трубочку, то и думала, что боль от неё, и как только добежала до реки против самого глубокого омута — бух в омут и вместе с Рыбкою.

И скрылась.

— Бух! — в воду.

— Ах! — пастухи.

И только круги на тихой воде да по кругам плавает берестяная трубочка.

Дед Михей лапти плетёт, ничего не видит, ничего не слышит, весь в свои старые годы ушёл.

Онемели ребята от страху, стоят и не шевельнутся и только во все глаза смотрят на страшное место, где плавает берестяная трубочка. Вдруг из воды пузыри и целый фонтан, потом пятачок нарыльный свиной, уши, на ушах руки, спина, и на спине Рыбка.

Взвизгнули от радости все пастухи.

Думали, вот как только свинья до берега доплывёт, Рыбка непременно на сухом месте соскочит. Но вода Матрёшке только силы подбавила: из воды она как выскочила, прямо в лес. Рыбка не успела соскочить и вместе с Матрёшкой исчезла в лесу.

Наш лес, говорят, на сто верст раскинулся, но кто говорит на сто — до ста и считать только может. Куда больше наш лес, и в лесу этом зверья всякого видимо-невидимо: волк, медведь, рысь, всякая всячина. В этот лес и увезла Матрёшка маленькую Рыбку.

Скрылась девочка в тёмном лесу, и в это время дед Михей поднимает, наконец, от лаптей свою старую седую голову. Глянул дед да так и обмер: все деревенские свиньи на его же полосе картошку копают, с полдесятины овцы положили овса, кони от слепней в рожь забрались — высокая рожь, только головы конские видны.

Старый бросился к пастухам, а те же стоят себе кучкой и все в лес смотрят за реку.

Оторопел дед:

— Что же, ай вы стеклянные?

Дед Михей показал на коней во ржи, на свиней в картошке.