– О, я не подумал. Мне кажется, там довольно мрачно. Отец Амеди и братья сами свои комнаты приводили в порядок, это были просто очень грязные исписанные стены, пол и потолок, и окна без стекол. Ни света, ни воды, ни отопления. Сейчас-то всё есть, мы всё провели, и душевую кабину купили… Отец Валери не живет в Соборе. Он, как и я, из местных, у него своя квартира – от родителей досталась, он живет там с племянницей, такой веселой, молодой, хорошенькой девочкой, она сирота, спас её от приюта, стал опекуном, как-то он договорился, хотя я не знаю, может ли священник быть опекуном сироты; она его обожает, готовит, убирается, цветы разводит, она в обществе Святого Розария, они все там цветы обожают; а он переживает, что она с ним возится, со стариком-священником, на дискотеки не бегает… Я не живу – но я жил там первый год – на раскладушке, но там сейчас – правда – всё занято, все пригодные под жилые помещения; и они постоянно заняты – Маттиас постоянно кого-то приводит, кому некуда деваться; Кристиан тоже жил там, больше негде было, когда его выставили из больницы, пока мы его к маме не пристроили. Подожди. Решим мы что-то с девушками и бухгалтером. И с семьей Лидо.
– Таак… семья Лидо… а с ними что?
– Жертвы семейного насилия, которым некуда податься – у нас живут мама с дочкой, отец бил их и насиловал; отец Валери обратил внимание на эту семью – он спец по семейному насилию, как-то вот умеет разузнать, понять, оценить ситуацию; причем он же музыкант, особо психологией не увлекается; деваться им некуда, они убежали, в чем были – в летней одежде, когда отец, пьяный, бегал за ними с ножом; свой реабилитационный центр мы еще не построили, есть протестантский, но там нет места, они, в принципе, нам и так много помогают, с нашими прихожанами – психологами, занятиями, арт-группами… отец Валери сам расчистил комнаты, обои поклеил, познакомил с племянницей; девочки дружат, уроки здесь делают; с отцом же всё мутно – никто из соседей не подтверждает их историю, мол, хорошая была семья; полиция взяла со всех заявления, соцслужбы тоже, но пока никаких подвижек… каждый день молюсь, что произойдет хорошее, отцу выдадут запретительное предписание, а им – муниципальное жилье; не то, чтобы они нам мешают, но так тоже нельзя жить долго, это не дом.
– Комиссар Локи.
– Он уголовными преступлениями занимается, разбоем, организованной преступностью, убийствами… но он друг Собора, да. Не наш личный, но он нам не мешает, а это редкая способность – не мешать. Прости, я не могу сейчас никого выкинуть на улицу, чтобы исполнить твою мечту – жить в Соборе.
– Нет, это я прошу прощения… Я вел себя неподобающе для брата Розы.
– Есть немного. Прощаю. Хочешь чаю? Клавелл тоже не спит. Переживает. Надо сказать, что ты в порядке. Сходи к нему, он в кухне, покажись.
– Не, я на улице чаю попил, с Маттиасом в столовой из автобуса в цветочки на улице Гюго.
– О, автобус на улице Гюго, наш самый первый проект.
– Проект? Как в школе… Пойду к Клавеллу.
Свет был только в гостиной и в кухне – и Дэмьен еле слышно шел через всю квартиру, темную, бархатную, сказочный клетчатый паркет под ногами, и в нем тоже отражается – свет фонарей из окон – разноцветный – еще один город в карнавале – постучался в косяк двери – Клавелл сидел в кухне, сгорбившись, и читал – толстую книгу – у него горел обычный маленький желтый торшер.
– О, месье Оуэн, Вы дома, Вы в порядке. Чудесно.
– Спасибо, Клавелл. Ты меня спас.
– Не за что. Я знал, к кому обратиться. Я потом подумал – вот старый идиот – в доме же полно оружия, месье Декамп и Флавия раньше ездили стрелять, загород, по банкам, животных и птиц они не убивают, надо было просто взять что-то из сундука, самое большое, – так вот что в сундуке – ружья, – и побежать Вам на помощь.
– Вам нужно было присмотреть за отцом Декампом – он, собаки, бонсаи – и я еще тут – это слишком…
– Ох, как я рад, что всё хорошо закончилось. Хотите чаю?
– Нет, спасибо. Я пил чай… недавно. Ложитесь спать. Вы столько сделали за сегодня – пикник этот чудесный…
Дэмьен вернулся в гостиную – камин уже почти погас, отец Декамп так и сидел на диване с этой лампой в объятиях, гладил волосы, свисающие с локтя.
– Занятная лампа.
– Красивая?
– Мечта девочки-готки.