Рассказы о Розе. Side A

Она улыбнулась – славная девушка, только они все какие-то одинаковые, девушки-шоколадные кексы – темноволосые, с красивой бело-розовой кожей, карими глазами, с большими, с яркими крупными, как вишни, зрачками, французский маникюр, вишневые свитера и воротник сверху, джинсы или клетчатая юбка, – ну что делать, он же не умрет от одного свидания не с пожилой леди… главное, чтобы Ричи не прознал. Будет орать – что ты можешь ей дать, зачем голову морочишь… будто бы все свидания заканчиваются женитьбой. Такой большой, а такой наивный. Они договорились на кино – что-то не сильно романтичное, но и не фильм ужасов: винтаж – «Мышьяк и старые кружева» – Дэмьен видел его один раз, в детстве, с бабушкой, они очень смеялись, и он с радостью бы пересмотрел – в местном кинотеатре под праздник шла ретроспектива таких милых олд-страшилок. Не девушка в годах, так хотя бы фильм – уже придумал шутку для Тео Дэмьен.

Декамп стоял в парке, дул на пальцы – он забыл перчатки, – такие классные, кожаные на ладонях, а сверху – из шерсти в клетку – смотрел на окна своей квартиры – опять приехала Флавия, и всё стало «её» – собаки, Клавелл, книги – ее запах, такой сладкий, мучительный, заполнил весь дом – и опять ночью она пришла – «ну, пожалуйста, Дэмьен, я так скучаю» «десять лет прошло» «и я все десять жду; я новая девственница, знаешь такой термин?» «даже не сомневаюсь, что это в моде; зачем? я не вернусь…» – она начала гладить его, а потом бить, пришлось встать и, как Дэмьен, уйти, в чем был – ночь он провел в Соборе, сидел на скамье, курил, пил – немного – налил в снифтер – и смотрел на распятие – красивое, ледяное – только что вода не капает с носа – как можно быть таким холодным, так не откликаться на такую страсть – я же зову тебя, Господи, почему ты не отвечаешь? Раньше Иисус разговаривал с ним – всегда – будто шел рядом, лучший друг, в белой рубашке, джинсах разношенных, куртке на плечо, такие шестидесятые, и они говорили обо всем; «привет, сегодня не дела, а масса унылостей» «это же супер, в конце можно купить в уличном кафе мороженого – полить шоколадом» «знаешь ты толк в удовольствиях» «да, я такой» – в десять лет он прочитал книгу Джованни Гуарески «Малый мир Дона Камилло» – она лежала в машине, зачитанная, библиотечная, одно из первых изданий – ее читал шофер, он умер три года назад, и вместо него взяли Кристиана; так Декамп записался в библиотеку, к мадемуазель Кристен; она разрешала ему брать книги из всех залов – и детского, и взрослого; книги не могут изменить человека – но книги могут помочь, рассказав хорошую историю – его потрясло, что кто-то также разговаривает с Иисусом, как он – пусть и книжный герой – будто он всё видит, не вот это «Бог всё видит» – а всё видит – помогает, говорит, поддерживает, уговаривает, объясняет – «Да ладно, мы всё склеим; найдем мастерскую в интернете, или умелые ручки чьи-нибудь; не сердись на отца, он же редко такой бывает – пришел обняться, а вышло так; нельзя ставить вещи выше людей» «нет, он козел, ненавижу его» – когда подвыпивший отец уронил со стола глобус Луны, и тот разбился; Дэмьен собрал все куски, сложил на стол; а вечером пришел – и увидел, что глобус цел – только пара неровностей, швов – «вот видишь, а ты его ненавидел весь день» – Дэмьен побежал к отцу через анфилады комнат – отец сидел и читал что-то свое, в очках старинных – он пользовался дедушкиными очками, они ему подходили, – в золоченой оправе, с круглыми стеклами, коричневым шнуром – вылитый Чехов – и вдруг замедлил шаг – а вдруг это не папа починил, вдруг мама, или вообще кто из слуг; он встал на пороге, а отец читал и читал, а потом буднично так спросил, не оборачиваясь, просто зная, что мальчик стоит где-то в темноте уже полчаса: «работает?» – как можно было так поставить вещь выше живого человека, не поверить в чудо, – Иисус прав – он всегда прав – и от его правды в сердце сладость, которую хочется испытать еще раз и еще раз… В тот день Дэмьен понял, что хочет – говорить с Иисусом – всегда; учиться у него и объяснять людям, что Иисус – не абстракция, не сказка рождественская-пасхальная, а настоящий человек – вообще, так трудно до людей донести, что кто-то другой – живой – с сердцем, кровью, нервами, мыслями о чудесном и плохом – и вот к чему это привело; «У тебя какое-то гейское пристрастие к Иисусу, – сказала однажды Флавия. – Все эти крылья, сладость, свет. Может, ты правда гей, как твой отец? Вообще, вы католики проецируете свои сексуальные извращения на Деву и на Иисуса – они у вас с накрашенными глазами, глазами подведенными, сердцами с лучиками, все в розочках – какое-то аниме про девственников, спасающих мир – какая мерзость…» – он не мог вспомнить момент, когда перестал слышать Бога – уже здесь, в Соборе – что он сделал, что Бог ушел, что сказал такое… когда отказываешься от Бога, то трудно остановиться – всё вокруг становится черно-белым, как в «Плезантвиле», думаешь только об одном – ну и ладно, проживу один… Поэтому он так скучал по глобусу Луны – он был живым напоминанием об Иисусе, о настоящем чуде.