– Мой отец хирург, мой дед хирург, и я закончил экстерном медакадемию, я дипломированный врач, – сказал Ричи. – Я видел такие раны… проходил практику в отделении «скорой помощи». Это суицид. Чем ты резался? Вообще не понятно. Не ножом, не бритвой явно… – нос его заострился, скулы, его лицом сейчас тоже можно было что-то резать.
– Отвали от него, чувак, – Роб толкнул Ричи в грудь. Они были одного роста. Ричи даже не дрогнул, сжал руку Роба своими ледянющими пальцами, и крутанул, Роб охнул, и другой рукой ударил его в лицо, и выбил Ричи зуб…
Чудесное знакомство. Ричи, починив зуб, нашел все газетные сообщения об Изерли, о том, как родители заперли его в подвале, о суде над ними, и откомментировал в стиле: «ну надо же, хороших католиков засадили в тюрьму из-за одного маленького вонючего атеиста, сраная толерантность». Он отказывался есть еду, которую готовил Изерли, разводил в кружке какие-то каши, супы растворимые. Уходил с мессы, если на нее приходил Изерли. К аду в своей жизни Изерли привыкать не приходилось, ужасно было то, что ребята постоянно задирали Ричи, и Братство Розы за неделю превратилось в поле битвы – Земля. О, боже, думал Изерли, я опять виноват, Ричи верно говорит – у меня нет никаких прав находится здесь; я должен называться не братом Розы, а кастеляном, просто слугой… Когда он пришел жаловаться ван Хельсингу, тот ответил: «Я думаю, ты уже сам в состоянии за себя постоять». И улыбнулся своей с ума сводящей улыбкой, ворохом синих бабочек – хорошо ему, взрослому, сильному, красивому, с кучей оружия на стене и в ящике стола. Изерли просидел всю ночь на кухне, распил бутылку собственного изготовления вишневой наливки, и слова ван Хельсинга проникли в него; черт, стукнул Изерли по столу, это и мой мир тоже, я не позволю Ледяной Деве поймать меня. И с тех пор он просто игнорировал Ричи; все его фразы, движения – будто его нет в комнате; и о том же самом попросил ребят – после месяца полного бойкота Ричи однажды просто сел со всеми за общий стол…
На самом деле, он был очень крутым – Ричи – мне никогда не стать таким, меня так раздавили в детстве, размышлял Изерли – я не смогу так двигаться, так смотреть в небо – будто весь мир и вправду принадлежит мне; к тому же Ричи и вправду оказался очень хорошим врачом, когда Роб расшибся серьезно, поскользнувшись на мокрых камнях, сломал руку, рассек голову, потерял сознание; Ричи его выходил за неделю; «в Шинейд, в больницу… вот ужас-то» сказал отец Дерек; но замолчал – Ричи в секунду всем раздал команды – воды, ваты, здесь держать, у меня в комнате под кроватью чемодан, принести – быстро! Почти все делал и принес Изерли; и держал тоже – крови после своей он не боялся вообще; а вот Женя блевал в траву; потом извинялся; «я чужую могу видеть, а друга нет… я просто так испугался за Роба… что он умрет… как я без него»; в чемодане – от Луи Виттона, на заказ явно, лежал целый садо-мазо арсенал; Ричи вколол Робу обезболивающее; промыл и зашил рану на голове, так аккуратно, будто золотом и бисером; потом осмотрел руку, прощупал: «фигня», наложил гипс – развел в тазу; отнес Роба аккуратно, не штормя, будто на каталке, на руках в комнату; и сидел с ним, пока тот не очнулся. Утром Изерли принес им завтрак – на подносе; молоко, блинчики с медом и кленовым сиропом, фруктовый салат, творожную запеканку; поздравил Роба с благополучным исходом; «черт, рука, – ругался Роб, – правая, она мне так нужна; что ты ухмыляешься, Визано, не в том смысле»; «спасибо, Изерли, за помощь вчера» сказал внезапно из глубины кресла Ричи; Изерли кивнул и вышел. Так закончилась Мировая война и началась холодная. Потом Ричи стал преподавать им химию, анатомию, основы медицины; Изерли не ходил, хотя очень хотелось – образования у него не было никакого, и в разговорах ребят о книгах, фильмах, религии и музыке он чувствовал себя очень неуклюжим; однажды все-таки решился – он переделал все дела по «дому», все-все; делать решительно было нечего; Дэмьен дал ему новый роман: «южноамериканская готика, Энн Райс, тру блад практически», «Крик ночной птицы» Маккаммона; Изерли держал его на локте, стоял под дверью библиотеки – там читались лекции, слушал голос Ричи – хрипловатый, поставленный; он показал ребятам какой-то плакат, с внутренностями, по видимому, потому что раздалось дружное – «бэээ» – и тогда Изерли тихо постучался; «войдите» крикнул Ричи; Изерли вошел; Ричи кивнул; и Изерли сел на один стульев; и слушал; рассказывал Ричи классно, с кучей мерзких подробностей, но зато с такими экскурсами в историю, что мир будто оживал – анатомические театры, синдром вампира, экзотические яды; «с тех пор как ты стал ходить, его действительно можно слушать, не тыкая в себя ручкой, чтоб не спать, – съязвил однажды Грин, – мне мнится, отношения у вас сложнее, чем кажется на первый взгляд; вы просто Хитклифф с Кэтрин»…