Рассказы о Розе. Side A

Рынок потряс его воображение; это роман Эмиля Золя; в идеальном его воплощении, идеи рынка из платоновского мира идей; в нем проснулся такой же азарт, как и в Изерли – все пробовать, трогать, нюхать; он сам накупил килограмм слив, золотых и огромных, как старинные английские гинеи; и лопал их прямо из пакета; «надеюсь, мой желудок меня не подведет» пошутил мрачно; фермерши смотрели на Тео в изумлении – если Изерли казался им принцем из классического балета, эдаким Зигфридом, Альбертом, заставившем страдать бедную девушку, то Тео, совсем юный, точно из сказок, мальчик-фея; таких красивых детей в Шинейд не водилось; «это ваш брат?» прямо спросила одна; «да» ответил Изерли, «и он тоже монашек?» «ну, почти» ответил Изерли; видимо, уход в монахи у этих женщин связывался с чем-то вроде кастрации; фермерша чуть не расплакалась – да куда же это мир катится, что происходит с девчонками, что такие парни не желают иметь с ними дело; завернула в промасленную бумагу Изерли и Тео две огромные слойки с клубникой в розмариновом меду; «возьмите, покушаете там у себя»; и отказалась от денег; «она, наверное, подумала, что наша жизнь – сущий ад; испытания и терзания; ну, не будем ее разуверять; правда? пахнет чудесно; может, возьмем по кофе; ты обещал мне кофе; и захомячим?» – «сейчас, еще по овощам пробежимся» – Тео понял, что Изерли в своем каком-то пространстве; поднял голову и встретился взглядом с очень красивой девушкой; в легком пальто цвета кофе с молоком; в вязаном сером платье с капюшоном, классных винтажных туфлях – серых, с круглыми носами, с застежками вычурными, что-то из семнадцатого века – король-Солнце, свежепостроенный Версаль; вокруг головы у нее была корона из кос, в два ряда, толстых, с запястье толщиной; цвета молочного шоколада; и сама девушка будто произведение кондитера; или я так есть хочу, подумал Тео, что она кажется мне съедобной, нестерпимо вкусной, марципановой, с цукатиками, фисташками, черносливом; девушка смотрела на них и улыбалась так тепло, будто они были постоянными посетителями ее кафе-мороженого или магазинчика детских книжек.

– Изерли, вон та девушка сейчас с нами поздоровается, – шепнул он Изерли. – Я чего-то не знаю? Мы с ней здороваемся? Она продает тебе те огромные оливки? Или клубнику?

– Какая? – Изерли поднял голову; выглядел он совсем как Дилан – спроси его, который час, он ошалеет от сложности вопроса – в его голове Первая Мировая война и Гийом Аполлинер, а тут… время какое-то…

– Вон та, ой, она к нам идет. Бежать? Или улыбаться до боли в челюсти?

Но Изерли ничего не успел ответить – Изобель уже рядом.

– Здравствуйте, Вы сегодня не один? Я – Изобель, – и протянула руку Тео, не стремительно, не феминистски, я тоже мужик, я тоже жму руку, а так приветливо, даже… соблазнительно, будто хотела коснуться его под любым предлогом. Тео вежливо переложил пакеты с покупками на один локоть, и пожал ей ладонь – потрясающее прикосновение, будто к теплой шелковой постели.

– Я – Тео.

– Вы похожи на братьев, – заметила она. Голос у нее как у Анны Нетребко, богатый, чистый, река, полная луны, в которой тонут от восторга пьяные средневековые китайские поэты.

– Нам уже сказали, – ответил Тео. Изерли стоял остолбеневший, как змей укушенный; черной мамбой какой-нибудь; Тео понял, что придется ему помогать; вот во что влип Изерли; в чью-то любовь; знакомо.

– Извините, что подошла к вам, не удержалась, любопытство кошачье.

Изерли пришел в себя и рассердился.

– Если у Вас дома альбом с вырезками про меня, то Вы знаете, что Тео не мой брат.

Бог мой, а разговоры-то у них далеко пошли, подумал Тео. Изерли злится, как после полугода свиданий-динамо. Но Изобель просто улыбнулась – совершенно завораживающе; будто не перед двумя мальчишками стояла, а смотрелась в зеркало, одна, в огромное, в роскошном вечернем платье из вишневого бархата, и примеряла к нему украшения, одно другого изысканнее и тяжелее.

– О, Вы еще не пили кофе, свой любимый ореховый латте, настроение у Вас ужасное. Что скажете насчет кофе, Тео? Дама платит. Или я вас скомпрометирую?

Она подняла бровь – так, как это умел отец Дерек – одну, вызывающе и элегантно, старый Голливуд. Она понравилась Тео – она не маньячка, как это, наверное, кажется Изерли, ей просто нравилось его дразнить, потому, что кроме как вызовом, перчаткой в лицо, ткнув острием в ребро, его никак не расшевелить; и не совсем девчонка-одна любовь в голове; как Матильда; в ней была не только любовь; в ней была жизнь; самый ее вкус, то самое «карпе диа»; столько жизни, как только на кухне бывает; когда готовят на Рождество или на Пасху сразу десять блюд – все рядом, все перемешивается – тесто для пиццы, зелень, бекон, сливки, птица, соусы, горчица, маринады, приправы, коньяк, кокосовая стружка, мед, голубой сыр…