Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

Из отгороженного угла хозяйка извлекла щенков, и в прихожую выскочила сама мама. Хвост ее, полено, был опущен, в глазах злоба и шерсть дыбом. Она приближалась так, будто решила проглотить меня целиком. Я стоял ни жив ни мертв, затаив дыхание, и чувствовал, как сердце опускается в пятки. Когда собака сунула свой мокрый нос в мои отутюженные брюки, колени слегка дрогнули.

Хозяйка сказала:

— Фу!

Собака отошла.

Где-то в недрах сжавшейся души эхом прозвучало: «Фу-у-у»… И сердце прыгнуло на свое место. Держался я молодцом, а могло быть гораздо хуже.

Щенки поразительно отличались друг от друга. Рослая сучонка — копия мать. Даже в месячном возрасте просматривался окрас и экстерьер породистой собаки. А кобель — дохляк. Вполовину мельче своей сестры. Шерсть мышиного цвета, редкая, как у лысеющего старика. Хвост прутиком, грудь светлая. По хребту черная полоса. Передние лапы длиннее задних — жираф в белых носках. Вторая половина тела явно не подчинялась первой. Видимо, ноги больны. Худущ, доходяга. А сколько спеси! Лобастая голова была гордо вскинута, губа нервно дергалась. Он меня не видел, но лаял, весь он был напружинен, подтянут, как широкоплечий атлет с узкой талией. Впечатление было, будто вот-вот бросится и разорвет. Зад его валился на стенку прихожей, и песик сосредоточивался, чтобы удержать равновесие. Веселенькая картинка.

— Возьмите вот эту. Она умница. У нее все данные восточноевропейской овчарки.

Мне не понравилась флегматичность сучонки, полное равнодушие к моему присутствию. Я молчал. Меня заворожил урод. Этот монстр на слабых ножках.

«Почему она предлагает мне сучку?»

Во мне слышался голос противоречия. Это с рождения.

— А почему кобелек худой, болезненный?

— Последыш. Молока доставалось мало, может быть, придавили. Их ведь было шесть. Четырех отдали. Сейчас он немного оправился, набирает силу. Вам все-таки лучше взять вот эту красавицу! — женщина погладила сучонку.

Она говорила, а я думал: «Из замухрышек вырастают могучие псы. Этот последним увидел свет, потому и отстал в росте. А зол. Нет, шутишь, хозяйка! Шустряка-монстра я возьму».

— Знаете, мне бы хотелось кобелька.

Пробный шар попал в лузу. По лицу хозяйки проскользнула тень недовольства. Значит, я не только знаток собак, но и незаурядный физиогномист-психолог. Женщина явно не хотела с ним расставаться. Но меня уже не удержать. Как говорят сельские, шлея под хвост попала.

Я понес:

— Мне его не на выставку. Подрастет, оправится, лишь бы лаял.

— Насчет лая, видите сами. Доберман признает только хозяина, памятлив и упрям. Но как-то неудобно такого давать, пегий…

— Я возьму!

— Пожалуйста. Только не простудите. Он еще на улице не был.

— Ничего. У нас там тепло, привольно. Ему будет хорошо.

Я откланялся, вынес одра, посадил в «Жигули» на первое сиденье и осторожно, как нечто хрустальное, докатил до дому.

Реакция жены превзошла все мои самые худшие ожидания:

— Уноси! Уноси это страшилище! Брр… Ужасная образина. На кой черт ты его взял! Он подохнет!

И вновь лобастая голова гордо вскинулась, пес уловил грубые нотки и грозно зарычал на жену. Это оказалось наилучшим ответом на все ее невысказанные вопросы.

Отныне мои дни наполнились научным воспитанием собаки. По грубым подсчетам, осенью щенку исполнится шесть месяцев, и тогда трепещите, господа воришки! Я полновластный владелец не просто собаки, а сложного произведения овчарки и добермана. Имя моему зверю — Барс!

Барс в первый же день повел себя по-барски. Он никак не хотел подчиниться мне и перечеркнул всю мою теоретическую подготовку. Во-первых, почти ничего не ел, но достаточно часто гадил. В руки не давался и кусался как бешеный. Кусочки мяса глотал не жуя, пил только молочко и во время еды урчал, как бульдозер. Я не знал, с какого боку к нему подойти. Пришлось наглухо изолировать буяна в кухне и убрать все половики.

Прошел месяц. Пес по-прежнему оставался худущим и злым, не брал в рот ничего, кроме молока и мяса, притом в самых мизерных дозах. Другой уже подох бы с голоду. А этот — Кощей Бессмертный.

— Ты что же, одним мясом будешь кормить его?

— Подрастет, поправится, станет есть. А тюка нужно поддерживать.

— Вынеси его в будку, на свежий воздух!

— Холодно еще. Простынет. Он короткошерстный. Брюхо голое.

Вскоре я собирался в командировку и наказывал жене:

— Корми его четыре раза в день. Старайся реже выводить во двор, а то простынет. Мясо, говядину, я достал, а молоко разводи сухое!

Жена у меня отличная. Всегда выполняла мои наказы, и я спокойно улетел к народам Крайнего Севера.

Через неделю вернулся с приличной порцией оленины для щенка. Дом был закрыт. Жена на работе. А где же Барс? Ни в кухне, ни в комнатах его не оказалось. Я ринулся в сарай, и тут раздался истеричный лай. Пес не узнал меня и, конечно, чертовски испугался. Глазенки его дико сверкали, острые зубки блестели, опасно обнажаясь.

— Ах ты собачка! Сейчас я скину с тебя кандалы!

Неподдельная улыбка распирала мой рот. Я радушно потянулся к собаке, но пес уловил какую-то фальшь, он забился в будку и превратился в сплошные зубы.

Я убрался из сарая и сам начал точить зуб: