Рассказы о советских флотоводцах

Сейчас корабли маневрировали: «Право руля... Лево руля... Так держать!», сбивали пристрелку, уклонялись от прямых попаданий, а внутри что-то подсказывало Быст-рову: «Ты под огнем. Давай предельный ход! Быстрота сближения все решит!» Он перевел ручку телеграфа на «самый полный» и ощутил дрожь всего корпуса, точно это был человек, которого схватил приступ лихорадки.

Он понимал: нельзя долго держать такой ход, котлы не выдержат предельного давления, а вместе с тем он находился во власти боевого азарта, всем своим существом ощущал, будто сейчас решается кто кого. И ради победы этот корабль, и его собственная жизнь — все-все должно быть поставлено на карту.

— Дым!

С носа и кормы потянулись густые желтые клубы, окутавшие корабль и быстро растекавшиеся над водой.

Миноносец стремительно мчался навстречу кораблям «синей» стороны, готовый врезаться в их строй. Только ветер завывал в вантах. И когда доложили — дистанция семь кабельтовых, Быстров громко кликнул в переговорную трубу:

— На торпедных аппаратах!

— Есть! — ответили ему.

— Торпедные аппараты, товсь! Оттуда ответили: «Товсь!»

И тогда он жестко скомандовал:

— Пли!

Дрогнула палуба, мелькнули огненные вспышки, поднялись клубы дыма. Три торпеды плюхнулись в воду и понеслись навстречу «противнику». С той стороны не сразу вспыхнули прожекторы, а когда они осветили узенькие дорожки, по которым шли торпеды, было уже слишком поздно, маневр уклонения не получился, и десятки глаз наблюдали, как учебно-боевые торпеды после удара о борта плавбазы исчезли и тут же всплыли.

Только теперь Быстров облегченно вздохнул и в наступившей тишине услышал все тот же шепелявый голос посредника, обращенный к командующему: «Товарищ флагман! Разрешите дать отбой, картина, на мой взгляд, предельно ясная».

— Согласен... Добро! — коротко отозвался Душенов, молча наблюдая построение кораблей в кильватерную колонну.

Скоро самолеты улетели. Погасли прожекторы. Корабли, скорее, угадывались, нежели виделись по кильватерным огням. Только сердитое море по-прежнему билось и клокотало у бортов, да встречный ветер ударялся в парусину обвесов, с ревом обтекал мачты, надстройки и несся дальше в океан... Да звезды в небе были нейтральны...

Все поверяющие и гости, долгие часы находившиеся на мостике, сейчас вместе с командующим спустились в кают-компанию на ужин.

Быстров остался на мостике в привычном обществе рулевого и сигнальщиков. Казалось, он встал после болезни: голова кружилась, в ногах не ощущалась привычная твердость. Многодневное напряжение давало себя знать.

Хотелось повидать Чернышева. Увы, его поблизости не оказалось. Не любитель мельтешить на глазах у начальства, он большую часть времени находился в машине и на других постах, где решался успех дела.

«Кажется, лицом в грязь не ударили», — подумал Быстров. Ему было особенно приятно порадовать комфлотом. Правда, он не выразил одобрения. Но сразу согласился с посредником и разрешил дать отбой. Этот факт говорит о многом...

Он мог сегодня видеть, что разговоры насчет испанского опыта не пустая болтовня. Постоянная готовность, взаимодействие с авиацией, атака артиллерией и торпедами, искусный маневр — многое, что применялось в Испании, повторено этой ночью. «Смотрите, товарищ командующий, оценивайте, принимайте на вооружение или отвергайте... Вам виднее».

Размышления прервал благодушный голос Душенова, он послышался еще с трапа:

— Теперь, командир, твоя очередь ужинать.

— Спасибо за заботу, товарищ командующий. Только я есть не хочу.

— Неправда! Обед когда был?! А сейчас ночь. Если я буду держать командиров на таком режиме, они на мостике ноги вытянут. Не хочу на свою душу грех брать. Иди, иди, командир, — с шутливой интонацией настойчиво повторял Душенов. — Когда воевать шли, ты был нужен, а теперь мы как-нибудь без тебя управимся. Правильно, комбриг?!

— Так точно! — послышался голос из темноты.

Быстров и в самом деле не проголодался, нервное напряжение убило все желания. Единственное, что ему безумно хотелось, — это спать. Спать и спать... Но ведь не признаешься командующему... И он стоял, вглядываясь в темноту и недоумевая: «Почему он назвал меня командиром? Разве по привычке? Забыл, что тут не Сергей Степанович Говорков, а всего лишь старший помощник».

Близился момент совершать очередной поворот и ложиться на новый курс, теперь — к родным берегам! Точно, минута в минуту. Быстров подал команду и глянул за борт: там, в черноте, блестело, фосфоресцировало море, бурлила, пенилась вода, возбужденная винтами, и ясно обозначилась дорожка, которую словно прочертили корабли во время поворота.

* * *

...Разбор учений был назначен в Доме флота. У входа стояли часовые, проверяя пропуска и удостоверения личности, подозрительно всматриваясь в лица командиров, сверяя их с фотографиями.