Читаем Рассказы о Сталине полностью

Все мы, разумеется, с нетерпением ждали дня 7 ноября, когда будем на Красной площади и там наверняка увидим товарища Сталина.

Днем 6 ноября мы встретились с москвичами. Нас пригласил к себе руководитель московских большевиков — Никита Сергеевич Хрущев, наш земляк, бывший донецкий шахтер. А вечером мы были в Большом театре на торжественном собрании московских организаций, посвященном годовщине Октябрьской революции. И тут-то я увидел впервые в своей жизни родного товарища Сталина н его соратников, увидел днем раньше, чем рассчитывал. В Большом театре мне все нравилось, привлекала его красота. Но театр я не особенно разглядывал, так как не отрывал глаз от товарища Сталина. Мне очень хотелось быть ближе к нему, пожать руку и поговорить с ним.

Я всматривался в товарища Сталина, следил за каждым его движением. Сталин был одет в простую серую тужурку. Он разговаривал с товарищами в президиуме и весело улыбался. И мне было радостно на него глядеть.

11 ноября все гости столицы совершили экскурсию в Кремль.

Нас было много, и мы разбились на три группы. В одной группе — наша донецкая делегация, в другой — ленинградские товарищи вместе с Дусей и Марусей Виноградовыми, в третьей группе-ударники Украины и Московской области.

Кремль нам очень понравился. Мы осмотрели Оружейную палату, собор, царь-пушку, царь-колокол и кремлевские площади.

Когда мы вернулись в гостиницу, я узнал, что украинские и московские стахановцы встретились во время экскурсии с товарищами Сталиным и Орджоникидзе. Я страшно жалел, что меня не было среди этих экскурсантов.

Когда я прослушал рассказ товарищей, беседовавших со Сталиным, я позавидовал им, но теперь уже не терял надежды, что когда-нибудь и мне посчастливится.

На следующий день мы собрались уезжать из Москвы. На руках у нас были уже билеты. Неожиданно звонят в гостиницу, чтобы мы билеты вернули, из Москвы не уезжали, так как нас приглашает к себе нарком товарищ Орджоникидзе.

У Серго мы пробыли несколько часов. Он очень тепло с нами беседовал, обо всем расспрашивал, а мы все рассказали ему. Серго назвал стахановцев советскими богатырями. Когда кончилась беседа, товарищ Орджоникидзе сказал, что мы еще встретимся с товарищем Сталиным, который очень интересуется стахановским движением. Он хочет нас повидать, послушать. Когда Серго сказал про товарища Сталина, у меня сильнее забилось сердце.

И вот день этот наступил-день 14 ноября. Едем в Центральный комитет партии. В машине тихо — все о чем-то думают.

А думают, наверное, об одном: каков Сталин, что он спросит, что скажет.

Приехали. Вошли в зал, быстро уселись. Каждый старался занять место ближе к столу президиума, так как знал, кто будет находиться за этим столом. И вот идут товарищи Сталин, Молотов, Каганович, Орджоникидзе, Ворошилов, Калинин, Андреев, Микоян, Жданов, Хрущев. Идут и раскланиваются, здороваются. В зале произошло что-то невероятное. Мы все вскочили с мест и со всей силой стали аплодировать. Я смотрю на товарища Сталина, а он стоит веселый, улыбается нам, аплодирует и поднимает правую руку, приветствуя нас. Мы долго не могли успокоиться-всё приветствовали товарища Сталина а его соратников.

Серго Орджоникидзе открыл собрание-это было начало Первого всесоюзного совещания стахановцев.

Когда Серго назвал в речи имя товарища Сталина, мы начали бурно аплодировать. Товарищ Сталин смотрел на нас, как на своих родных, а мы смотрели на товарища Сталина, на его приятное лицо, в его живые, чуть прищуренные глаза. Я заметил у товарища Сталина седину и подумал: ведь ему уже 56 лет, он так много перенес в своей жизни — и тюрьмы, и ссылки, и лишения. Но, думал я, товарищ Сталин, наверное, счастлив, что видит результаты борьбы большевиков, результаты своего труда. Ведь и я и сидящие рядом со мной товарищи — воспитанники товарища Сталина. «Это ты и партия, которой ты руководишь, сделали из нас людей», хотелось ему сказать.

Я знал, что мне придется выступать, кое-что наметил в блокноте и волновался. Когда товарищ Серго закончил свою речь, он сразу мне предоставил слово. Мне стали аплодировать. Я, волнуясь, тем временем просмотрел свои заметки, оглядел окружающих и успокоился.

Товарищ Сталин повернулся в мою сторону. Увидев его отцовский взгляд, я почувствовал себя свободно, точно у себя в шахте, среди своих людей, и рассказал, как было дело, как добился рекорда, и выразил благодарность товарищу Сталину, которому мы обязаны новой, счастливой жизнью.

Я говорил, а товарищ Сталин меня внимательно слушал. Я старался говорить как можно короче, мне было как-то неловко отнимать много времени. У товарища Сталина масса дел, и ему нужно сказать главное да покороче.

Я был горд собою. Вчерашний темный батрак и пастух высказывал свои мнения руководителям народа. И тут же я подумал: ведь и они вышли из самого народа. Да, только в нашей стране возможны такие встречи, такие задушевные беседы между вождями и рядовыми рабочими, которые говорят им про свои подвиги на трудовом фронте!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное