Рассказы о старшем лесничем

Подошел — поют, и на гармошке! Не очень приятно, но что поделать, открыл дверь и вошел. Вся честная компания на месте: и Фролов, и Кругленький, и прочие — человек шесть.

Первое желание было — захлопнуть дверь и уйти. Но перешагнул порог, оглядел всех и буфетчице:

— Налейте кружку пива… не пил целый день…

— Гражданин, буфет закрыт, — высоким голосом сказала Манька.

— Как же закрыт, вот же люди пьют!

— Это вас не касается, что они пьют. Повторяю: буфет закрыт, прошу вас, гражданин, выйти.

А в это время гармонь, конечно, смолкла, и песня смолкла. Компания во все глаза смотрела на Книзе. Только он открыл дверь, чтобы уйти, Фролов крикнул:

— Постой, лесничий! Манька, две кружки!..

Манька заломалась:

— Я же сказала, буфет закрыт.

— Манька! — повысил голос Фролов. — Ты меня знаешь, налей две кружки!

Манька передернула плечами, однако две кружки налила.

— Прошу, гражданин лесничий, — пригласил Фролов, — садитесь и угощайтесь.

Анатолий Анатольевич осторожно принял полную кружку.

— Сесть я, Фролов, не сяду, потому что, если человек весь день был на ногах и сядет, ему уж не подняться. А за пиво спасибо, но не обижайтесь, платить я привык сам…

Фролов тоже встал. Четверть часа они стояли, пили небольшими глотками пиво и беседовали о сиверских делах и о политике. Потом Анатолий Анатольевич расплатился и пошел домой.

Как-то месяца через два встретил Фролова на улице. Поздоровались.

— Дело прошлое, — сказал Книзе. — Ну, а если б я тогда захлопнул дверь и убежал, как бы вы тогда?

— Плохо вам тогда было бы, Анатолий Анатольевич!

История с церковной делянкой кончилась так: лесхоз наложил на церковь десять тысяч штрафу. Через несколько дней после этого в кабинет вошел сам отец-настоятель. Посмотрел на угол, икон не нашел, однако же перекрестился.

— Садитесь, батюшка, чем могу служить?

— Гражданин старший лесничий, вы меня удивили необыкновенно. Штраф в десять тысяч, это за что же?

— За порубку в незаконном месте.

— Только за то, что порубка в другом месте?! Неужели за одно перенесение места надо столько платить? Вы нас прямо разденете. Побойтесь бога!

— Вы же не боялись бога, батюшка, когда благословляли расход на пол-литра, чтоб соблазнить человека? Помните предупреждение Евангелия: худо будет тому, кто соблазнит единого из малых сих?

Батюшка, защищаясь, выставил перед собою ладони:

— Я здесь ни при чем, это староста… Сам удивлен, он у меня такой богобоязненный, приходит и говорит: все в порядке, все улажено, будем валить там, где для нас весьма и весьма удобно…

— И вы не полюбопытствовали, как он этого добился?

— Любопытство — большой грех, — поучительно сказал настоятель. — Гражданин старший лесничий, Анатолий Анатольевич! Давайте полюбовно… пять тысяч!

Книзе не мог сдержать улыбки:

— Батюшка, здесь не лавочка и не церковь, здесь не торгуются, есть государственная такса.

Настоятель прошелся по кабинету широким, не пастырским шагом. Это был человек любопытной биографии. В дни революции красногвардеец, он окончил в Кремле курсы красных командиров. Потом пошел по торговой сети, потом спустился до духовной дороги, и она привела его настоятелем в сиверскую церковь.

Пройдясь по кабинету и вернув себе душевное равновесие, батюшка решил наступать с другого фланга. Он перевел разговор на философию и стал цитировать по-гречески из греческих философов. Ему, очевидно, хотелось показать свою значительность. Старший лесничий должен понять, что не может такой культурный человек, как он, заниматься мелким мошенничеством.

Анатолий Анатольевич выслушал цитаты, вынул из коробки папиросу и заговорил, как он всегда в таких случаях говорил, — с паузами, чтобы усилить впечатление, а себе доставить маленькое удовольствие.

— Вы, батюшка, неправильно цитируете… по-гречески эта цитата звучит вот так (он произнес греческую фразу!)… Кроме того, вы перепутали авторов: Аристофана приняли за Аристотеля.

Анатолий Анатольевич получил «свое маленькое удовольствие»: лицо настоятеля отобразило настоящую растерянность.

— Да, я знаю и греческий, и латынь, — сказал Книзе. — Мой отец преподавал классические языки в гимназии. И «Отче наш», и «Верую», да и литургию смогу вам сейчас прочесть наизусть… А вот ваш староста наблудит, потом прокланяется на амвоне и пробормочет сто раз «господи помилуй», вы грехи с него и снимете.

— Бывает, бывает, — упавшим голосом согласился батюшка, — но вы поступаете жестоко. Ведь мы не частники, мы тоже государственная организация.

Это был ход неожиданный, и Анатолий Анатольевич прищурился:

— Это каким же образом?

— Управление церкви где? При Совете Министров… Имеет наш митрополит казенную машину? Имеет. Во всякого рода политических и общественных делах, даже на праздновании новогодней елки в Кремле, церковь представительна? Представительна… — И смотрел наивными и дерзкими глазами.

— Вы что-то здесь опять путаете. А где вы держите свои деньги — в банке или в сберкассе?

— В сберкассе.