Рассказы о таинственных следах

– Давайте подождем, сударь, – посоветовал невозмутимый комиссар. – Ежели кто исчез, то через несколько дней об этом заявит его семья либо кто другой; вот тогда мы и начнем розыски. А покуда ничего не обнаружено, нам делать нечего. Не положено.

В душе пана Рыбки поднималось мрачное чувство гнева.

– Простите, – язвительно проговорил он, – но по-моему, полиция обязана -таки немножко поинтересоваться тем, как это ни с того ни с сего мирный пешеход провалился посередине улицы!

– Да ведь с ним ничего плохого не случилось, – успокаивал Рыбку пан Бартошек, – тут никаких признаков драки… Ведь если бы на него напали, уволокли, то понатоптали бы столько следов… Крайне сожалею, сударь, но я ничем не могу быть вам полезен.

– Однако, пан комиссар, – всплеснул руками пан Рыбка, – вы хоть растолкуйте мне… это ведь какая-то загадка…

– Пожалуй, – задумчиво согласился пан Бартошек. – Но вы не можете себе представить, сколько на свете разных загадок. Каждый дом, каждая семья – настоящая тайна. Когда я шел сюда, то вон в том доме навзрыд запричитал молодой женский голос. Загадки, сударь, это не наше дело. Нам платят за поддержание порядка. Неужто вы думаете, будто мы разыскиваем жуликов из любопытства? Нет, голубчик, мы разыскиваем их, чтоб отвести в тюрьму. Порядок есть порядок.

– Вот видите, – вырвалось у пана Рыбки, – даже вы признаете, что это непорядок, если кто-то посреди улицы… скажем, взлетел прямо в воздух, не правда ли?

– Все зависит от того, как на это взглянуть, – заметил комиссар. – Существует такое полицейское правило – если возникла опасность падения с некоей высоты, то человека нужно привязать. Тут в первую голову предупреждают, а потом берут штраф. Ежели кто вознесся ввысь самовольно, полицейский обязан, само собой, напомнить, чтобы он пристегнул предохранительные ремни; однако полицейского, как видно, поблизости не оказалось, – произнес он извиняющимся тоном. – Ведь после него тоже остались бы следы. Впрочем, этот чудак мог исчезнуть и как-нибудь иначе, не правда ли?

– Но как? – быстро спросил пан Рыбка. Комиссар Бартошек покачал головой:

– Трудно сказать. Может, вознесся, а может, поднялся по лестнице Иакова, – неуверенно предположил он. – Вознесение можно расценить как похищение, если оно совершалось насильственно; но, по-моему, обычно это происходит с согласия потерпевшего. А вдруг этот человек обладал способностью летать… Вы никогда не видели во сне, как вы летаете? Легонечко так оттолкнешься от земли и летишь… Некоторые летают, словно воздушный шар, а я, когда летаю во сне, время от времени отталкиваюсь ногой; по-моему, тяжелое обмундирование и сабля тянут меня вниз. Может, человек этот уснул и улетел во сне? И это не возбраняется, сударь. Конечно, на людной улице полицейский обязан был бы сделать такому летуну предупреждение. Постойте, а может, это левитация? Спириты верят в левитацию; но спиритизм тоже не запрещен. Пан Баудыш рассказывал мне, будто сам видел, как медиум висел в воздухе. Кто знает, в чем тут дело.

– Но, пан комиссар, – укоризненно произнес пан Рыбка, – вы же сам себе не верите! Это же нарушение всех естественных законов!

Пан Бартошек уныло пожал плечами.

– Кому-кому, а мне-то слишком хорошо известно, как некоторые лица преступают всевозможные законы и установления; если бы вы служили в полиции, то узнали бы об этом получше… – Комиссар махнул рукой. – Я бы не удивился, если бы они принялись нарушать и естественные законы. Люди – большая пакость, сударь. Ну, спокойной ночи; что-то холодно стало.

– А не выпить ли нам вместе чашечку чая… или рюмку сливовицы? – предложил пан Рыбка.

– Отчего бы и нет, – устало ответил комиссар. – Знаете, в нашем мундире даже в кабак запросто не войдешь. Оттого-то полицейские такие трезвенники.