Рассказы о животных

И может быть от этого, оттого что Борю Гусакова унесла его нелегкая, вечная и неизменная, а Полторак слинял безо всякого принуждения, по своему обыкновению, ловко, как кубик сахара в стакане чая, просто исчез, распался, растворился, оставив только пошлый привкус, без контуров и цвета, сам Валенок остался. Прибился к компании системщиков, людей Потапова, и выпил с ними одну пачку белого испанского вина на шестерых, потом еще одну, а когда завели музыку и молодые люди кинулись скорее перехватывать бухгалтеров, не встал и не ушел. Вдруг повернулся к оставшемуся в уголочке Шейнису и задал вопрос под металлический грохот бумбокса, всем посторонним и ненужным заложивший уши:

– Скажите, Леня, я все хотел спросить… как вы в Сибири оказались? Ваш дед сюда приехал, отец…

– Прапрадед, – ответил Шейнис, не выражая удивления, не изменяя позы, лишь только повернув в сторону Валенка из своего темного угла большие черные зрачки. – Пра-пра не знаю, как даже называть. В семнадцатом веке, говорят. При Екатерине… Большое кладбище есть в Мариинске. Совершенно заброшенное… Ну и по деревням вокруг немало… Бен-Хаимы да Леи с Эльками…

Игорю показалось, что этот странный деревянный человечек с огромным носом и сухим, из одной вяленой кожи телом внезапно улыбнулся. Как будто обозрел с законной гордостью и Мариинск несчастный, и тощую его таежную округу.

– То есть за поколеньем поколенье люди рождались тут и умирали…

– Вроде того, – Шейнис кивнул и снова улыбнулся. Игорь не думал никогда, что он умеет так, тепло и хорошо. Этот не человек, а клещи для колки грецких орехов.

– Тогда скажите, скажите, отчего вы, коренной, сибирский, совершенно здешний, так ненавидите… ну я ведь, вижу… понимаю… – тут Валенок запнулся.

– Немцев? – пришел на помощь Шейнис.

– Да.

– Не знаю, – Леня пожал узкими детскими плечами, воздух кольнул острыми игрушечными косточками, – наверное, это генетическое, вдруг просыпается, само по себе, от фотографии какой-нибудь или письма. Вы знаете, у бабушки сестра уехала после Гражданской в Палестину. И после Отечественной им даже разрешали переписываться. Целая пачка конвертов сохранилась, перевязанная тесемочкой… Отец только все марки отклеил паром…

Письма. Отец. Сестра. Леи с Эльками. Как ее звали? Лия?

Какой-то дурацкий ком уперся Игорю в горло, он глядел на маленького сушено-вяленого Шейниса и, кажется, даже поверил, что сам он, Игорь, внушительный, округлый и большой снаружи, внутри, по сути, в принципе, такой же махонький, смешной и беззащитный червячок с головкой.

– Ну ведь, ведь, если разобраться… все это глупо, Леонид, не так ли… если подумать… ведь это же другие люди. Совсем другие. Не те, что уводили… Почему же мы…

– Нет, те! – вдруг с ненавистью выкрикнул, буквально проткнул слова сквозь музыку, через всеобщее веселье и бардак, внезапно вспыхнувший, в одно мгновенье в глаза и в нос весь обратившийся Шейнис. – Потому… потому что если… если кто-то что сделал раз, и два, и три, и тридцать три, то все… однажды он снова повторит… Вернется на круги своя, как алкоголик… Это не лечится… Это в крови… Как у животных…

И свет погас в голове Игоря.

«Бог ты мой, все собрал… мальчишка… и три, и тридцать три… пурга сплошная, чепуха… как у животных… алкоголики… нашелся, тоже мне, знаток… специалист…»

И вновь попросту неуклюжий посторонний маломерок сидел напротив Валенка. Био-приспособленье для поддержки и ремонта сетей передачи данных. В багровых пятнах нездорового румянца. Чужой, абсолютно чужой субъект нелепо вжался в уголок и пялился оттуда черными глазами.

– Вы думаете? – переспросил Игорь.

– Уверен, – отрезал Шейнис.

Домой Игорь шел пешком. Почти что два часа. Очень хотел, чтобы все вино выветрилось. И кажется, получилось.

* * *

До праздников, пока еще банки работали, Игорь заказал дочери допкарту к своей второй, незарплатной «визе». При всех теперешних заработках, у него не так уж часто бывали лишние деньги, да и просто Игоря раздражало попрошайничество молодой, работающей, двадцати уже семилетней женщины. А тут она сказала:

– Папа, ты знаешь, там, блин, конечно, пособие будет, разные льготы, но вдруг, в том смысле, что доучиваться, может быть, придется, даже наверняка, какие-нибудь профессиональные курсы…

И он подумал: «доучиваться», «курсы» – это ведь что-то свое, понятное, подразумевающее тетради, книги, а значит и валенковских бабочек с огненными быстрыми крыльями. Пусть совсем маленьких, водительские, фельдшерские, языковые, какие курсы-то там могут быть еще, не философские же, у Насти с Толей, но все-таки, пусть однодневки, мотыльки, ничтожные и жалкие, как моль слепая, но все-таки летающие, пусть миг, но, тем не менее, искра в ночи…

– Алла, ты знаешь, я заказал Насте допкарточку к своей, там рай, конечно, земной, и все такое, но вдруг понадобится им помочь, а с карточкой это мгновенно…