Рассказы о животных

И снова стала бескровной, как свечка, огненным мотыльком вспыхнувшая неизвестно отчего и тут же погашенная первым же легким дуновеньем, холодным язычком нечаянного сквозняка. Вера Петровна Шиш, в имени которой и фамилии не было вообще, да и не предполагалось кубиков-слогов хозяйской неразделимой троицы Крафтманн, Робке унд Альтмайер. Ни одного.

* * *

Большая лестница, по которой Игорь поднялся в разоренный офис «КРАБ Рус», была перегорожена огромным неразъемным шкафом. Как-то так неудачно его завели между перил грузчики, что ничего, кроме крика, не ходило теперь и не двигалось между четвертым этажом и третьим АБК ШУ «Филипповское».

– Пойдемте, – предложила Вера Петровна, которая из кабинета вышла вместе с Валенком и направлялась в бухгалтерию шахтоуправления, куда-то на второй. – Это надолго. С той стороны коридора есть маленькая запасная лестница.

И в самом деле, узкие непарадные пролеты, из разряда тех, что этажи соединяют в старых хрущевках, обнаружились в дальнем конце коридора за туалетами. На маленькой этажной площадке прямо на кафельном полу стояли разнообразные цветочные горшки. И лишь один отдельно, по-царски на старом, низком, крашенном грубой масляной краской табурете.

Игорь узнал знаменитую азалию Бурке. Она стала еще прекраснее. Длинные косы ее побегов давно переросли широкое устье горшка и щедро свешивались теперь, кудрявились по всей его окружности волнами гибких, мелколистных прядей, усыпанных, словно волшебными бантами, розовой россыпью нежных, новогодних, елочных цветов. Невероятно. С тех пор как Альтман занял кабинет директора, цветы оттуда были вынесены, и Игорь даже не подозревал, что где-то они полгода или даже больше жили, не скрючились, не высохли, не умерли…

– Что это тут вся ваша красота? – спросил Игорь Веру Петровну с удивительно уместной для главного бухгалтера фамилией. Шиш.

– А куда ее девать? – пожала плечами женщина без крови и воды. – Был у нас, если помните, чудаковатый парнишка Герман, он у себя держал, ушел, я поливала, когда могла, ну а теперь не знаю, может быть, тут кто-то сжалится…

– А если я?

– Что вы?

– Я сжалюсь, – ответил Игорь, – я заберу…

Главбух «КРАБ Рус» посмотрела на менеджера ЗАО «Старнет» с еще большим изумлением, чем в тот момент, когда из его уст внезапно вырвалось загадочное, необъяснимое, черт знает что предполагающее имя Бернгард Келлерман.

– Да ради бога…

И эта была последняя глупость и неудача дня.

Конечно, он помнил давние слова Запотоцкого о том, как здорово и классно было бы выкрасть у немчуры проклятой прекрасный, не оскудевающий розовыми пуговками и фантиками куст. Быть может, самый первоначальный импульс и даже наверняка был связан именно с тем давним: «А вот ты знаешь, Валенок, что стоило бы безусловно у этих грубых тевтонов выкрасть? Из чистого человеколюбия, на гуманитарных, оправданных любой моралью основаниях?»

Но это было бы так по-гусаковки, по-полтораковски… Что-то притырить у клиента, прикарманить и принести в зубах своему боссу. Добычу положить к ногам. Нет, Игорь не мог. Исключено. Но не сходилось ничего, не улыбалось и тогда, когда он думал о доме. Просто о доме. А думал Игорь всю дорогу и всякий раз представлял Алку, так ненавидевшую, презиравшую оранжереи своей матери. Цветы на подоконниках.

– Как за забором ходишь, как в тюрьме… И эти гиацинты проклятущие, как лопнувшие глазки ста тысяч соглядатаев…

Да, пса, собаку, уличного толстого щенка Игорь хотел и мог привезти к себе, домой. Без объяснений, просто так. С полной надеждой на понимание, на понимание душевного движения, не требующего слов… А вот цветок, азалию, зеленого спрута с розовыми нежными присосками на полусотне щупалец… Нет. Никак.

И он оставил гестаповский горшок в подъезде. На подоконнике. Возле почтовых ящиков.

* * *

Почтовых ящиков. Неизменных. Погнутых, потрепанных, исписанных, но тех же, тех же самых, в которых еще недавно, всего лишь пару-тройку десятилетий тому назад отец находил свои заветные открытки из книжного. Журнальные гранки в серо-голубых служебных конвертах. Или издательские верстки в светло-коричневых.

Время, когда книжные полки не на помойку шли, а в комнаты, в дома. И корешки, ряды корешков характер человека открывали. Книги, а не мелодии звонков на телефоне.

Или не открывали? Прятали, лакировали, затушевывали? Игорь внезапно вспомнил старый шкаф в отцовской комнате, который так незаметно и фатально смогла распатронить в своих залетах Алка. Чего там только не было, и в том числе черный толстенный Ганс Фаллада «Волк среди волков» и Келлерман. Конечно, Бернгард Келлерман, зеленая клеенка, «Туннель» и «Город Анатоль»…

Ну да, конечно. Не в школе Олегу Запотоцкому привиделись, не на уроке случайно, каким-то чудом запали в голову эти нерусские компашки, шоблы согласных «лл» и «рнг». В собственном доме. Ввинтились в мозг, залезли, въелись. В то навсегда ушедшее, исчисленное время, когда с людьми, словно домашние животные, в жилищах жили книги. Существовали. И причем одинаковые.