Рассказы о животных

Игорь и Алка не шевелились. Не двигался и колобок в серой с коричневым оттенком шубке. Возделыватель и собиратель. Он словно не понимал, что это вдруг случилось… вмешалось в размеренный, расписанный, нормальный ход вещей и не дает ему спокойно делать дело. Ритмично, ровно, непрерывно…

Предчувствие звука, как оказалось… внезапно, невидимая, где-то, должно быть, в небесах, на кедре, на сосне, запела птица. Длинная трель, красивый звонкий перелив прорезал воздух. Маленький шарик вздрогнул, выронил мягкие стебли, цветы, листочки, свою будущую зимнюю кормежку, вытянул тельце, обнаружив трогательную коротенькую шейку с мягким коричневым подшерстком, и, сделав губы трубочкой, засвиристел. Ответил птице. Буквально. Такой же точно трелью, песней свободных и пернатых… С земли, с камней…

И птица, конечно же, отозвалась. Буравчик звуков снова позвал с небес. Сюда, сюда… Скорей, скорей… И трепетное горлышко, открывшееся, обнажившееся в нежном меху, когда пищуха вскинула свою головку, тотчас же подтвердило. Сейчас, сейчас… Сейчас, сейчас…

Игорь посмотрел на Алку. Она смеялась. Беззвучно и счастливо.

– Ты помнишь, – прошептал ей Игорь, прямо в лицо, прямо в глаза, – ты помнишь, как пьяные однажды на вокзале сказали мне: «Пищуха»?

«Ну да, конечно… еще бы» – подтвердили карие, безумные, прекрасные, неповторимые… Глаза веселой птицы.

А в приюте вечером заведующий, хмурый и бородатый мужлан, пахнущий старыми ватниками и чесноком, пожал плечами:

– Да нет конечно. Какая еще птица? Это такая же, только другая, пищуха там у вас чирикала. О вас как раз предупреждала… Вы ее просто не увидели, эту другую.

Но Игорь ему не поверил. И недодал наутро сверх денег к положенному за постой еще и призовую бутылку водки. Не заслужил.

* * *

И всегда это лента повторов. То вдруг начинают на каждом километре подрезать большие красные, как ридикюли на колесах, «фиаты дукато». То непонятно что творят «пассаты». «Фольки-проклятые-фонфольки» все черные как на подбор, с каким-то прапорщицким, пошлым щегольством прошитые полоской тонкого хрома по пластику бампера. Или же праворучки всякий раз, когда пристраиваешься за такой на левый поворот, имеют на самодельных вставках, нашлепках и всяких прочих приспособлениях для перехода от японского квадрата к родному прямоугольнику один и тот же чужой номер региона. 22. Алтайский край.

День, словно поток сна с вечным двадцать пятым кадром. Очень замедленная, но действующая модель бреда. Особенно сегодня, особенно сейчас, когда на пассажирском сиденье развалился Полторак. Полтаракана, равные одной целой и одной второй рака.

Игорь и не сообразил, не понял, отчего вчера утром перед еженедельным совещанием все было так мило и по-свойски в кабинете отдела продаж. Андрей Андреевич Полторак не расставлял медвежьи капканы Борису Евгеньевичу Гусакову и мелкие булавки не готовил самому Игорю Ярославовичу. С самым сердечным видом травил гинекологические анекдоты и даже сделал невозможное – заставил ухмыляться мрачного врага Бобка:

– …А вот еще одна такая приходит к доктору, хочу, говорит, типа, чтобы у меня грудь торчком всегда стояла, что посоветуете? А он такой ей: очень просто, ходите все время только на четвереньках…

К чему вся эта сальная благожелательность ко всем и вся, выяснилось после обмена планами у Запотоцкого.

– А вы, Игорь Ярославович, завтра, верно я все понял, в Новокузнецк?

– Да.

– Упасть на хвост к вам, так сказать, любезно не позволите?

Семейные обстоятельства. Специально взял три дня отгулов, с завтрашнего дня и до конца недели, и надо же, сегодня прямо с утра пришлось машину отогнать на сервис. Вот ведь неперка.

– Вторая давно уже плохо ходила, а со вчера и третью не могу воткнуть. Труба. На первой разгоняюсь и сразу на четвертую. На сервисе – неделя, говорят. А мне ни вправо и ни влево – брат тоже уже взял отгул.

– Вы с братом будете?

– Нет, нет, – быстро заверил Полторак, – один я, что вы, брат, я, может быть, не так все объяснил, он-то как раз в Новокузнецке…

Полтора рака смотрел глазами агнца. Но на донце этих зеленых подлых леденцов поблескивала сладкою искрой мыслишка: а что, и мог бы, мог бы, Игорь Ярославович, и на два раза по полтаракана вас уболтать. Вы же сердечный человек. У вас что-то отжать – чистая радость.

Но и один Андрей Андреевич Полторак был едва выносим. И двадцать пятый кадр едва начавшегося дня, этот предвестник вяло текущей паранойи повседневности, был словно нарочно из его самых пошлых грез с поллюцией.

На перекрестке улица Тухачевского – проспект Химиков, где в первых мушках начинающейся метелицы Игорь притормозил у светофора, мимо в еще ночную пустоту, не останавливаясь, на красный, пролетело «паджеро» с номером А что-то снегом полузанесенное КМ. Эта вездеходная серия вдруг ниоткуда, вне логики, порядка появившаяся год или два тому назад, перед самым прибавлением к номеру региона единицы, вскинула тело Полторака, возбудила:

– Как пуля из автомата, – пробормотал он с явной завистью, – и-и-и-ии вжик…