Однажды на исходе четвертого новолуния Бану взяла Кебара на болото. Пробираясь сквозь заросли камыша, он не хуже других молодых аистов выслеживал пугливых лягушек, ловил пиявок в стоячей воде. Но это занятие быстро ему наскучило. Бекасы и дикие утки приставали к новичку, и Кебару опостылела их вздорная болтовня. С того дня он летал на болото когда-никогда и предпочитал охотиться на полевых мышей и жуков в прибрежном кустарнике, забираясь в самые глухие места. Завидев издалека незнакомую птицу, Кебар убегал подальше и прятался в высоком кустарнике, из-за чего все пернатое население болота до смерти возненавидело его.
Зато его популярность среди обитателей двора Мартина Кувалды все росла. Кебар все чаще спускался на заборы и кровли деревенских домов, с удовольствием принимал от людей угощение. Все пернатое население деревни знало о его дружбе с Шаро, все завидовали общему любимцу — нарядному чернокрылому аисту.
Как-то раз младший сын Мартина Кувалды, восьмилетний мальчик, шутя подрезал Кебару краешки крыльев. С тех пор аист уже не мог долго летать, он быстро выбивался из сил и опускался на землю отдохнуть. Сова Мува, которой он пожаловался на свое горе, самодовольно взмахнула своим коротким хвостом и с важностью стала убеждать Кебара, что эта мелкая неприятность послана судьбой ему на пользу. Небо, говорила она, пусто, и умной птице там нечего делать, потому как все нужные и полезные вещи есть на земле. Сам филин Кебел, который перенял у людей многие премудрости, не раз повторял: чем выше летаешь, тем ниже падать. К чему понапрасну терзаться, если можно жить без забот в этом невыразимо прекрасном мире.
Но старые родители встретили Кебара с неприязнью, братья-погодки бросали на него гневные взгляды. Невыносимой стала жизнь черного аиста в отчем гнезде — его никто не любил, изо дня вдень на его бедную голову сыпались горькие укоры. Все сторонились его, словно на нем лежало клеймо смерти. Однажды ночью в полусне он услышал страшные слова: Бану сказала, что перед отлетом на юг его убьют вместе с больными и немощными стариками.
Незаметно пролетало лето, и однажды душным июльским днем на Белое поле отовсюду слетелись тысячи аистов, готовых отправиться в дальний путь. Те, кто ослабев от старости или болезни, не могли лететь со стаей, покорно ждали своей участи. Они были спокойны, хотя знали, что их принесут в жертву богу, которому поклоняются белые аисты. Старый мудрый Сеавей громко защелкал клювом, и на поле воцарилась гробовая тишина. Аисты бесстрастно уставились черными глянцевитыми глазами на обреченных, а когда Сеавей защелкал своим красным клювом во второй раз, все птицы, словно подхваченное вихрем кроваво-белое облако, набросились на беззащитные жертвы. Спустя несколько мгновений поле покрылось их бездыханными трупами, а ветер разносил окровавленные перья по колючему кустарнику и болотным камышам.
Аисты же разбрелись по всему полю, как белоснежная пена, оставленная отхлынувшим морским прибоем, и застыли в ожидании. Сеавей принялся перелетать с места на место, ощупывая каждого аиста пронзительным взглядом. На самом краю поля, у большого камня, он увидел семью Косру и укоризненно покачал головой: среди убитых аистов не было молодого Кебара. Бану виновато отвела глаза — у нее не хватило смелости сказать, что ее чернокрылый птенец трусливо прячется в деревне. Но Сеавею было не до них, он направился дальше, чтобы своими глазами убедиться, готовы ли его собратья к отлету.
А Кебар в это время прятался в тихом дворе Мартина Кувалды. Он то и дело взлетал на крышу дома и вглядывался в небо над болотом, не летят ли аисты. Куры и гуси, которым не было дела до его забот, привычно копошились в мусоре. Один только Шаро дружелюбно помахивал хвостом и смотрел на Кебара с преданной любовью.
— Глянь-ка, Шаро, — крикнул маленький Петьо, обняв своего друга за лохматую, шею, — аисты улетают, а наш остается.
При этих словах Петьо, не сводивший с Кебара радостных удивленных глаз, бросил ему краюшку хлеба, что с утра валялась, забытая, у него в кармане. Но Кебар не глянул на хлеб, все его внимание было поглощено видом аистов, поднявшихся в небо с Белого поля. Две блестящие цепочки прорезали бездонную синеву, объятую полуденным маревом позднего лета, и протянулись в вышине, точно знак беды. Их клин, похожий на невиданную комету с длиннющим раздвоенным хвостом, заслонил полнеба. Вот стая уже долетела до окраины села, и с близкого расстояния были отчетливо видны вытянутые вперед тонкие шеи аистов, слышен глухой шум их крыльев. Птицы быстро таяли в безбрежном небесном просторе, а в сердце Кебара так же быстро росло отчаяние, на глаза набегали слезы. Охваченный недобрым предчувствием, аист взлетел на задымленную кирпичную трубу соседнего дома и долго смотрел вослед улетающей стае. Их вереницы, точно две скрестившиеся в небе фантастические стрелы, терялись вдали, крохотные силуэты птиц все уменьшались, делаясь похожими на бусинки ожерелья, брошенного в небесный простор чьей-то неведомой рукой в дар от земли.