Рассказы о жизни. Книга первая

Вместо того чтобы в ответ на массовое увольнение рабочих с завода Гартмана организовать мощное выступление всех луганских рабочих и трудящихся города с протестами против произвола хозяев, профобщество решило послать группу рабочих-депутатов к генерал-губернатору с просьбой о содействии. Это была явная ошибка, потому что заранее можно было предположить, что губернские власти поддержат капиталистов, а не рабочих, и не у них надо было искать сочувствия и поддержки. Были и другие промахи: правление выпустило из своих рук руководство, рабочие оказались разрозненными.

Все это серьезно ослабило общий фронт борьбы рабочих за свои права, и об этом правильно сообщалось в одной из корреспонденции из Луганска в большевистской газете «Наше эхо» (№ 4 от 29 марта 1907 года). Однако при верной оценке положения в корреспонденции содержался неправильный вывод. Корреспондент утверждал, что «при первом серьезном столкновении рабочих с капиталом резко проявилась неспособность луганских рабочих к серьезной борьбе, недисциплинированность и боязнь лишиться условий, в которых жил гартмановский рабочий». Это, мягко выражаясь, совершенно не соответствовало действительности, так как луганские пролетарии (а рабочие-гартмановцы были лучшей их частью) много раз и до этого, и после этого показывали свою боеспособность и, несмотря на все репрессии столыпинской реакции, сохранили свои силы для активного участия в Февральской и Октябрьской революциях, а также и в гражданской войне.

Ошибка корреспондента, мне думается, объясняется тем, что он плохо знал местную партийную организацию. Скорее всего это был кто-либо из тех, кто наездом попал в то время в Луганск, а таких мы встречали тогда немало — они приезжали к нам на какой-то срок, глубоко не вникали в нашу работу и при малейшей опасности покидали наш город. Во всяком случае, я уверен, что ни один наш партийный активист той поры, да и любой простой рабочий не мог писать о луганских пролетариях с таким пренебрежением и с таким неверием в их революционные силы[140].

Неверным является и другое утверждение автора данной статьи:

«Какие бы причины ни сорвали стачки, одно необходимо констатировать — мартовский локаут гартмановского завода разрушил цитадель луганской большевистской организации и открыл все пути для разнузданной реакции».

Здесь все поставлено с ног на голову. Не локаут, проведенный хозяевами завода Гартмана, открыл пути для расправы с рабочими. Это произошло потому, что начался спад революции, усилилось наступление реакции. В условиях подъема революции, когда Совет рабочих депутатов был фактическим хозяином положения в Луганске, заводская администрация никогда не посмела бы объявить локаут, и в ту пору она вынуждена была лавировать и шла на уступки. Изменились условия, перевес в силах оказался на стороне правящих кругов, помещиков и буржуазии — совсем иными стали и действия заводской администрации.

Да, луганские большевики в то время понесли огромный урон, исключительно усложнилась их деятельность в условиях подполья, не обошлось и без дезертирства из партийных рядов. Но уничтожить до конца большевистскую организацию в Луганске в то время царской полиции и жандармерии не удалось. Луганские большевики стойко вынесли все испытания и вышли из них еще более окрепшими и закаленными. Об этом свидетельствует весь боевой путь славной луганской партийной организации[141].

Массовое увольнение рабочих во время локаута на заводе Гартмана привело к росту рядов безработных и резко ухудшило и без того тяжелое положение многих рабочих семей. Все это порождало у отдельных рабочих упадочнические настроения, и надо было как-то повлиять на них, разъяснить им создавшуюся обстановку, вселить уверенность в то, что, как бы ни злобствовала реакция, мы еще увидим и такое время, когда шквал новой революции сметет с лица земли господство самодержавия, помещиков и капиталистов. В этих целях Луганский большевистский комитет решил провести в Ботаническом саду сходку луганских безработных и поручил мне выступить на ней с политическим докладом.

Чтобы обмануть бдительность полиции, мы собрали сходку 2 июля 1907 года на рассвете. На ней присутствовало около 120 безработных — представителей от разных районов. Все они внимательно слушали мое сообщение об изменившейся обстановке в революционной борьбе, о наступлении реакции, о Ленине и его несокрушимой вере в силу и непобедимость народных масс, о необходимости организованного отступления под натиском превосходящих сил контрреволюции.