Обычно мы, небольшая группа рабочих завода ДЮМО, встречались в школе, где работал С. М. Рыжков, или в новой заводской школе, где занимался наш драматический кружок. Нередко мы засиживались за полночь за чтением какой-нибудь новой пьесы или слушая устные рассказы кого-либо из учителей о жизни писателей и знаменитых артистов. Часто на этих сборах мы обменивались различными новостями, впечатлениями о прочитанных книгах. Учителя расспрашивали нас о заводской жизни, а мы их — обо всем, что интересовало наши любознательные души. Иногда учителя приглашали нас на школьные вечера, новогодние праздники.
Участие в любительских спектаклях и импровизированных вечерах отдыха, где были и песни, и танцы, и декламация, еще больше сблизило нас. Время от времени кто-либо из учителей приглашал нас на чашку чая. Туда приходили другие учителя, и мы долго и интересно беседовали на разные темы. Очень часто заходила речь о заводских делах и о различных событиях, происходивших в стране. Мне казалось, что учителя не случайно рассказывают нам об этом, а для того, чтобы мы передали все это другим — своим заводским товарищам. Время стерло из памяти фамилии и имена многих из них, но до сих пор как живые проходят передо мной веселый учитель и лихой танцор Гаврило Фесенко и молоденькая, задорная, совсем еще юная учительница Анна Романовна Шустова. Они были обычно душой любой дружеской вечеринки.
Учительские коллективы Васильевской и заводской школ и молодежь, общавшаяся с ними, видимо, давно привлекали внимание полиции, но я как-то не догадывался тогда об этом. Не вызывали у меня никаких размышлений и посещения школьной библиотеки местным городовым. Он входил без стука, переминался с ноги на ногу, поеживался и, обращаясь к Семену Мартыновичу, смущенно говорил:
— Не найдется ли у вас чего почитать, ну… чтобы поинтереснее?
Затем он уходил и через какое-то время вновь входил без предупреждения и просил «переменить книжечку»: оказывается, уже «читал» раньше взятую книгу или в ней было мало картинок. Семен Мартынович усмехался и давал городовому новую книжку. Вслух эти визиты он не комментировал, а я по своей юношеской наивности не придавал им никакого значения и вообще относился к полиции как к чему-то неизбежному, призванному следить за порядком, задерживать буянов и отводить их в участок. Но вскоре случай свел меня с полицией лицом к лицу, и это событие явилось в какой-то мере поворотным в моей жизни.
Однажды во время летних каникул мы, группа молодежи, шли к школе, на репетицию. Были тут и заводские ребята, и некоторые парни из семей «дворовых» — работников поместья Алчевского, которых, как я уже отмечал, местные жители в шутку называли дворянами. Проходя мимо почтово-телеграфной конторы, мы поздоровались со знакомым почтмейстером и членами его семьи, расположившимися на террасе, примыкавшей к служебному помещению. Возвращаясь вскоре из школы, мы, естественно, прошли мимо, даже не взглянув в сторону отдыхавшей компании, чтобы не быть назойливыми. Однако за этот срок там, на террасе, появилось новое лицо, и его глубоко оскорбила и возмутила наша «непочтительность». Это был полицейский пристав Греков. Мы еще не знали его в лицо, так как он сравнительно недавно появился в наших местах. Он грозно выкрикнул какие-то ругательства и, поскольку из всей группы молодежи один я не обратил на это никакого внимания, обрушил весь свой гнев на мою, видимо показавшуюся ему особенно независимой, персону.
— Эй, ты, — закричал он еще более зычно, — остановись!
Остановились мы все сразу, так как никто не знал, к кому, собственно, относился этот окрик. Соскочивший со ступенек Греков уже бежал к нам и, ворвавшись в нашу группу, потянулся прямо ко мне. Он схватил меня за пиджак и рубаху у самого ворота. Рябое лицо его налилось кровью.
— Ты почему, мерзавец, не поздоровался?
Я попытался вырваться из его цепких рук и насколько мог спокойно произнес:
— Кто вы такой? Я вас впервые вижу.
Эти слова, наверное, еще больше подлили масла в огонь: как это так, какой-то сосунок не знает свое начальство, не знает Грекова! И он рванул меня к себе, намереваясь расправиться со мной по всем правилам зубодробительного искусства.
Я вовсе не собирался давать себя в обиду. Схватив его за воротник, я в свою очередь рванул обидчика. Тогда Греков стал кричать и звать на помощь полицию. Из-за угла почтово-телеграфной конторы выскочили двое полицейских. Увидев их, пристав приказал:
— Взять этого мерзавца и отвести в полицию. В подвал!
Полицейские дружно набросились на меня, скрутили мне руки, пустили в ход кулаки. Греков также несколько раз ткнул меня кулаком в шею. Вырвав одну руку, я хотел отплатить ему тем же, но полицейские схватили меня, заломили руки за спину и чуть не волоком потащили в заводское полицейское управление. За углом, скрывшись от глаз толпы, они основательно меня избили, а затем привели в околоток.