Особенно трудно было в знойные летние дни, когда начиналась так называемая дроковица. В это время коров и телят одолевают пауты, шмели, оводы и другие насекомые. Но больше всего неприятностей приносили скоту особые крупные мухи, которые в просторечье назывались дротами (я и сейчас не знаю их научного наименования). Они пробивали жалом шкуру животных и откладывали под ней свои яички. На этом месте затем набухал бугорок, из которого впоследствии через образовавшийся свищ пробивались личинки. Все это, видимо, причиняло животным страшные боли, и они выработали в себе какую-то необыкновенную чуткость в отношении этих насекомых: даже их приближение вызывало у коров и телят панический ужас, и они бежали куда попало. Мы гонялись за ними как угорелые, чтобы они не разбежались совсем и не натворили бед.
Особенно страдали крестьяне: если их коровенки или телята попадали на барские поля, управляющий имением и приказчик штрафовали за потравы.
Хозяин поместья Алчевский слыл либералом и был в общем более или менее прогрессивно настроенным человеком. Он жил постоянно в Харькове вместе со своей женой Христиной Даниловной, известной в то время деятельницей по народному образованию (ее перу принадлежал ряд критических сборников о книгах для массового чтения — «Что читать народу», «Книга взрослых» и другие). Она занималась благотворительной деятельностью и, видимо, имела доброе сердце, оказывая положительное влияние на мужа. Под ее воздействием было создано несколько так называемых народных домов, в которых обучались как взрослые, так и подростки. Х. Д. Алчевская помогла многим талантливым выходцам из простых семей получить образование, стать инженерами, учителями, приобрести иные специальности.
Семья Алчевских выделялась из многих других богатых семей своим демократизмом и высокой образованностью, из ее среды вышли одаренные люди. Один из сыновей Алчевских — Иван Алексеевич — стал известным певцом императорских театров и в своем артистическом искусстве спорил со знаменитым Собиновым. Дочь Алчевских — Христина Алексеевна — известная украинская поэтесса. В дальнейшем эту семью постигла жесточайшая трагедия, но об этом придется рассказать несколько позже.
Вспоминается приезд в имение Ивана Алчевского. Он был тогда студентом и носил студенческую форму. Всем он понравился: был прост, обходителен в общении с рабочими и служащими, часто окружал себя детворой. Мы, ребята, вились около него, и как-то раз он усадил нас и стал петь вместе с нами украинские песни. Голос у него был чудесный, и пел он с огромным воодушевлением. Мы старались подпевать ему кто как мог, и он никому не сделал ни единого замечания. Мы совсем забыли о том, что с нами барин, взрослый человек: было легко и радостно от нахлынувших чувств, от задушевного пения. И где-то в закоулке души остался с тех пор на всю жизнь еще не осознанный тогда вывод: искусство сближает людей, обогащает человека, оно способно творить чудеса.
Все дела в имении вел уполномоченный Алчевского — управляющий Илья Иванович Суетенко, его ближайшим помощником был приказчик Цыплаков. Оба эти господина были злы и свирепы невероятно. Они-то и вершили свой суд над крестьянами за всякого рода оплошности.
Никогда не забуду одну из сцен, свидетелями которой пришлось стать нам, малолетним пастушатам. Помню, нас привлек громкий говор за высоким забором барского двора. Мы с Васей, крадучись, отлучились от телят и прильнули к забору. В щели нам была видна дикая картина. На высоком крыльце буйствовал Суетенко, а перед ним без шапок стояли мужики, чьи коровы побывали на барском поле. Управляющий размахивал кулаками и кричал:
— Я вам покажу, как хлеба портить! Вы у меня узнаете!..
Какой-то бородатый крестьянин попытался было объяснить, как все произошло:
— Так мы ж, Илья Иванович…
Но Суетенко не дал ему договорить и ткнул кулаком в грудь. Бородатый тяжело качнулся и начал оседать. Его поддержали. А разъяренный помещичий холуй сбежал с крыльца и принялся наносить удары направо и налево. Мы с Васей в страхе убежали и долго еще не могли успокоиться. Прижавшись друг к другу, мы тихо сидели под кустом и лишь вздрагивали от доносившихся ругательств и стонов.
Этот случай не только запомнился мне на всю жизнь, но и помог совсем по-новому оценить моего товарища Васю. Он был большим мастером на все руки, умел делать свистки, украшать какими-то необыкновенными вырезами простые таловые палочки, иногда лепил из глины фигурки различных животных. И если он лепил миниатюрное изображение какого-либо теленка из тех, которых мы пасли, то я сразу узнавал, какого именно, — так умел он передавать в глине особенности живой натуры.