Рассказы опустевшей хижины

Вскоре строительство бобрового дома всецело поглотило внимание обоих бобров. Ежедневно на протяжении всей ночи и во второй половине дня раздавалось топанье ног; что-то бобры все время волочили, что-то затыкали; были слышны мягкие звуки и резкие удары, тяжелое храпящее дыхание, когда строительный материал доставлялся на место и пускался в работу. Глину размягчали и утрамбовывали, палки очень ловко втыкали на некотором расстоянии друг от друга, и если концы где-то торчали, их аккуратно подравнивали. Обломанные концы палок использовались для дальнейшего строительства и залеплялись глиной, а если они снова где-нибудь торчали, то их обязательно обламывали или перегрызали, и так до тех пор, пока плетень из прутьев и палок длиной в шесть футов совсем не исчезал в земляном валу.

Бобры работали очень прилежно и настойчиво, собирая материал с берега озера, или, схватившись за палку передними лапами, как за лопату, выкапывали со дна глину и плыли очень осторожно, чтобы доставить свой груз без потерь; они подплывали к своей пристани — как раз напротив хижины — и становились на задние лапы только за тем, чтобы коснуться дна. Они работали упорно, не позволяя себе отдыхать, и за час успевали обернуться туда и обратно двенадцать раз; шли до хижины иногда по одному, иногда в торжественной процессии друг за другом, такой уверенной, целеустремленной твердой походкой, словно это шествовало само Время.

Джелли не останавливалась перед дверью, а со свойственной ей самоуверенностью сильно толкала ее и широко открывала; Раухайд скоро научился делать то же самое, хотя, будучи от природы более застенчивым и тихим, делал это более деликатно. Со временем Королева сама научилась открывать дверь изнутри, чтобы выйти из хижины. Поощряя такое поведение, я прикрепил петлю из ремня вместо дверной ручки, и она всегда ею пользовалась. Другое дело Раухайд: он по-прежнему терпеливо ждал у двери, чтобы я выпустил его, — на наши усовершенствования он не обратил никакого внимания. В конце концов я решил, что гораздо удобнее держать дверь все время открытой, несмотря на целые тучи москитов, которые залетали в хижину.

Восемь лет прошло с тех пор, как Мак-Джиннис и Мак-Джинти, самые первые из наших бобров, поплыли навстречу своей смерти; целых восемь лет отделяют нас от той роковой ночи, когда мы с Анахарео стояли на берегу безымянного пруда и отвечали на их последний протяжный жалобный клич; мы смотрели на расходившиеся по обе стороны волны, маленькие безмолвные волны, — они нам ничего не сказали; может быть, они и рассказали бы нам о своем пути, если бы только мы смогли понимать их лепет.

Наблюдая теперь все, что происходит у меня перед глазами, видя, с каким удовлетворением, я бы сказал, даже упоением работают вместе Джелли Ролль и Раухайд, я невольно вспомнил ту трогательную баррикаду, которую выстроили маленькие бобры в нашей далекой хижине на Березовом озере, с трудом собрав кое- какой материал, и подумал, как счастливы они были бы здесь. И в то же время, если бы они были с нами, размышлял я, мы никогда не нашли бы Джелли Ролль и Раухайда. В конце концов я вынужден был признать, что все должно было быть так, как оно есть, и, что если бы мне предложили сделать выбор между этими двумя парами «младших братцев», я не смог бы это сделать. Мы не в силах изменить хода событий, но никто не отнимет у нас воспоминания.

Теперь у Джелли появились новые планы — она решила вырыть яму на участке прямо перед хижиной и все царапала и скребла землю; делала она это то ли для того,'чтобы сложить туда запасы корней, то ли для того, чтобы иметь кладовую хотя бы на будущее. Я настойчиво уговаривал ее прекратить эту подрывную работу, так как боялся, что хижина рухнет, мне казалось даже, что она поняла. Но я ошибся. Джелли перехитрила меня. Как-то утром, выходя из хижины, я споткнулся и провалился в глубокую яму, которую мой землекоп успел вырыть за ночь. Кроме этой самостоятельной работы, она кое-что переняла у Раухайда и стала, как и он, бросать ком глины прямо у двери, ради экономии труда, а потом подталкивала его лапой через всю хижину, оставляя после себя невероятную грязь; вот и приходилось каждое утро браться за лопату и скребок, чтобы навести порядок в хижине.