Двое мужчин яростно бросились в эту полость, они пришли бы в бешенство, доберись Райр до сокровищ. Свет их факелов охватывал полость, неспокойно и даже смутно. Должно быть, из-за судорожного света показалось, будто она широко зевнула, когда они приблизились.
Нет, это не из-за света. Райр сразу увидел то, что в спешке не заметили всадники. Несмотря на то, что сокровища и внутренняя часть полости тускла пылали, свет факелов ещё её не достиг. Он припомнил, как пожиратели напомнили ему личинки, но в кого же они превратятся, когда станут взрослыми.
— Назад, — крикнул он, в ужасе от мысли, что на том пути рыбаков ждёт гибель, — оно живое.
Очевидно, всадники посчитали, что он пытается их обмануть, они так быстро вошли в полость, что не удержали лишнего коня, принадлежавшего Райру и тот вырвался. Они спешились и жадно опустились на колени возле сокровищ. Подумали ли они, что пол был таким мягким лишь из-за мха, могли ли они не заметить, что стены ведущие обратно в жерло, были слишком правильными. Думали ли они, что полость сияет лишь от света их факелов, что все драгоценные камни вмиг превратились в рубины, а корона, браслеты и диадема были отлиты из крови?
Когда стены начали изменяться, заглатывая их в полость, рыбаки огляделись в последний раз, но было слишком поздно, пол поднимался, отшвыривая их назад. Мужчины закричали, когда пасть сомкнулась, крики, к счастью, были короткими, но продолжал раздаваться другой звук, скрежет костей, сдавливаемых в кашицу.
Коня Райра убежал, воин последовал за ним, обнаружив верный след. Через минуту он ощутил изменения в воздухе и почти сразу в потолке пещеры проявилась ночное небо, закрытое облаками.
Ощущение тщетности нахлынуло на Райра. Безумец, выживший, чтобы рассказать о сокровищах, никогда не знал, как близок был к тому, чтобы сбежать из тьмы, а искатели никогда бы не подумали искать так близко от входа. Все они погибли напрасно.
Когда его глаза привыкли к ночи, которая, в сравнении с пещеры, словно сияла, воин разглядел заросли деревьев поблизости. У него возникла жестокая мысль. Собственный коня Райра стоял спокойно, покинув пещеру. Он привязал обоих животных, вырезал тяжёлый шест и начал затачивать его концы.
Когда дело было закончено, стоял уже день. Как только Райр затащил шест в пещеру, громадная изувеченная пасть начала раскрываться и пылать. Её тошнило на сокровища лежавшие внутри в нескольких шагах. Разумно ли использовать драгоценности, как приманку?
Райр прождал несколько часов, пока пасть не раскрылась полностью. Затем он воткнул в неё шест, закрепив рот широко раскрытым. Стенки в агонии дёргались, но их судороги были не в состоянии сдвинуть сокровища навстречу ему. Тогда он бросился в пасть и схватил столько, сколько смог унести. Шест поскрипывал, потолок над ним напрягся, стены казалось жаждали сбить его. Но что заставило его выскочить из пасти сильнее всего, так это пойманные в ловушку среди брошенных позади драгоценностей, почти обвиняюще уставившийся на него кусок лица старика.
Воин с большим трудом нёс целую охапку сокровищ, пока не добрался до коня. Минуту он смотрел на второго скакуна, а затем погрузил на него половину груза. Когда Райр отпустил его, казалось тот знал, куда идти. Обратно к вдовам и детям, надеялся воин. Что касается его, то он предпочитал бы не сталкиваться с друзьями убитых им людей и поскакал на встречу отрогам и всему, что лежит за ними.
Стадии Бога
Король Топопс покинул город на рассвете. Когда он спускался по полупрозрачной лестнице из своего дворца, зелёное солнце Йифне опускалось за вершины, возвышающиеся на горизонте, и листья, струящиеся с деревьев на окружающих горах, казалось, снова потускнели. Он пересёк площадь и подошел к полированным, жемчужным конусам, которые обозначали границы его двора. Их кончики мерцали зелёным; оглянувшись назад, Топопс увидел, что этот эффект создаёт шпиль дворца, уже сияющий как изумруд.
Король зашагал дальше, через ульи, похожие на предгорья, расположенные позади дворцовых зданий. Его противники обещали, что у городских ворот они приготовят для него коня. Они настояли на том, чтобы он пешком прошёл по улицам города, дабы стук копыт не пробудил тех, кто захочет поддержать его; и король согласился, но с условием, что уйдёт на рассвете, а не в темноте, как вор, который обокрал город. Шагая к воротам, Топопс думал: