Из всего, что он видел в Хоуке, ему больше всего не нравилось это лицо. Оно выглядело так, словно росло из ствола: жирное и сонное. Под глазами оно имело опухоль, похожую на мочевой пузырь. Безвольно свисающие ветви выглядели непристойно, как будто бравировали своим бессилием. Этот бог символизировал сам городок Хоук. Райр не верил, что кто-то ночью может напасть на него. Он потягивал вино из кувшина, размышляя над противоречиями этого места. Перед ним безгубое лицо сонно погрузилось в объятия ночи.
Уже наступил полдень, когда Райр проснулся и обнаружил, что Глоуд умер. Выцветшие глаза его товарища смотрели на яркий солнечный свет. Его лицо было вялым, как тающий жир. На его щеках и под головой виднелись следы последнего кровавого кашля.
Не было никаких признаков дальнейшего насилия, никакого преступника, которому Райр мог бы отомстить; он мог только тупо злиться. Пот скапливался в листьях его доспехов; они казались тесными и липкими, он чувствовал себя замкнутым в себе, его эмоции были приглушены. Он напрягся, чтобы оплакать Глоуда. Но когда Райр взглянул на обмякшее лицо товарища, его печаль, казалось, притупилась.
Он схватил кувшин с вином. Наёмник Глоуд заслужил соответствующий траур. Райр хрипло рассмеялся, глядя на высохшую улицу. Иногда неосторожный прохожий смеялся над слезами наёмника и умирал за это; такие смерти были данью скорби. Райр надеялся, что кто-нибудь из Хоука осмелится посмеяться над умершим. Он продолжал пить вино из кувшина, который кто-то снова наполнил.
Райр всё ещё пытался впитать в себя горе, когда в соседней комнате послышались шаги. Появились Валд и ещё трое мужчин, настороженно вглядываясь; рядом с ними стояла Йоси. Валд втолкнул девушку в комнату. От близости Райра у неё перехватило дыхание, глаза расширились от благоговейного страха перед ним.
— Они пришли похоронить твоего друга, — объяснила она слишком громко и нервно.
В такую жару похороны должны быть быстрыми. Райр резко махнул рукой в сторону мужчин. Они подняли Глоуда, как тяжёлую доску, и поспешно вынесли его наружу; меч лежал у него на груди. Райр вышел за ними, глотая спиртное, чтобы ускорить траур. Йоси вернулась в дом.
Райр двинулся за носильщиками. Хаккту, им не терпелось покончить с похоронами! Пыль взмывала в воздух под их торопливыми ногами и оседала на людях, сидящих на корточках вдоль дороги. Все они были безучастны к происходящему, занимаясь своим делом — изготовлением стрел. Райр заметил, что это единственное занятие местных жителей. Торговец из Зизира сказал ему однажды, что Хоук славился мастерством своих резчиков.
Никто из них не взглянул на похоронную процессию. Райр почувствовал тупую ярость от их безразличия, тем более что оно, казалось, заразило его самого: он смотрел на Глоуда, на меч, вздрагивающий на груди друга, и ничего не чувствовал.
Город заражал его. Всюду он видел уныние и апатию: на выжженных улицах, в дряхлых домах, в резчиках, похожих на полые, дёргающиеся манекены, задрапированные мешковиной. Даже колодец, из которого черпали воду для тушения пожара, использовался как общая клоака. Однако когда-то, как сказал ему торговец, Хоук был станцией на торговом пути между побережьем и внутренними районами, пока его жители не стали угрюмыми и враждебными.
Должно быть, именно этот винный напиток вызывал у них апатию. Райр не видел здесь никакой другой еды или питья. Он предположил, что вино делалось из деревьев, похоже, здесь не имелось никакой другой, здоровой растительности. Неудивительно, что люди стали вялыми, если спиртное являлось их единственной пищей. После того, как Глоуда похоронят, Райр не будет больше пить. Ему понадобится вся его сообразительность, чтобы найти сокровище.
Носильщики, спотыкаясь, быстро шли вперёд. Они пронесли Глоуда почти полмили и уже находились в центре Хоука. Впереди Райр увидел группу маленьких фигурок, рассеянных среди точильщиков, они были одеты в рваные узловатые лохмотья, оставшиеся от одежды большего размера. Райру пришлось внимательно вглядеться, чтобы понять, что это дети.
Они были единственными детьми, которых он видел здесь — едва ли три дюжины. Апатия, подобно одинаковым маскам, застыла на их лицах, которые выглядели уже осунувшимися и старыми. Они сидели или лежали в пыли; один ребёнок тупо смотрел в окно. Когда их мутные глаза двигались, они всегда обращались к сосуду с вином, стоявшему рядом. Они пили механически. Рядом с матерью с тусклыми глазами Райр увидел младенца, сосущего вино из кувшина, как будто это была грудь.
Райра охватила ярость, он задрожал. Позади ребёнка в окне он увидел пень и его сонное довольное лицо, дряблые ветви качались. Возможно, вся выпивка была религиозной данью их самодовольному богу. Райру захотелось ворваться в дом и срубить эту голову безо рта…
Он сдержал себя. Какими бы жалкими они ни были, боги — это нечто такое, с чьей местью невозможно бороться. Но Райр разбил свой собственный кувшин о землю.