Рассказы [Сборник]

— А что плохого в разнице давлений? — спросил я, хотя был в таком состоянии, что вряд ли мог бы как-то обосновать свое предложение. — Дома у меня есть автомобиль, на котором я наездил две тысячи миль, однако я ни разу не прикасался к шинам с тех пор, как купил их в Детройте.

Ноулс вздохнул. — Нужно было прихватить с собой какого-нибудь инженера, Джек. Те летучие вещества, которые придают резине мягкость, в вакууме имеют свойство испаряться, а резина из-за этого теряет пластичность. То же происходит с гибким пластиком. Когда он подвергается воздействию низких температур, он становится хрупким, словно яичная скорлупа.

Пока Ноулс говорил, скутер остановился. Когда мы вылезли из него, навстречу нам из следующего воздушного шлюза вышли несколько человек. На них были скафандры или, точнее, костюмы, сохраняющие давление, т. к. они были снабжены тонкими трубчатыми соединениями, а не баллончиками с кислородом и не имели козырька от солнца. Шлемы были откинуты за голову, и головы людей торчали из расстегнутой впереди змейки костюмов, из-за чего люди походили на странных двухголовых существ. — Эй, Конски! — окликнул Ноулс.

Один из них повернулся. Он был приблизительно 6,2 футов[26] роста и достаточно полным. Я подумал, что на Земле он, должно быть, весил бы фунтов триста[27]. — А, мистер Ноулс, — весело сказал он, — только не говорите, что я получил повышение по службе.

— Ты и сейчас прилично зарабатываешь, Фэтс. Познакомься с Джеком Арнольдом. Джек, это — Фэтс Конски, лучший проходчик четырех планет.

— Только четырех? — спросил Конски. Он вытащил свою огромную ручищу из костюма и вцепился в мою руку. Я сказал, что рад с ним познакомиться и поторопился освободить свою руку раньше, чем он мне ее раздробит.

— Джек Арнольд хочет посмотреть, как вы прокладываете эти тоннели, — продолжал Ноулс. — Пошли с нами.

Конски пристально посмотрел куда-то поверх наших голов. — Да, мистер Ноулс, но я только закончил свою смену…

— Фэтс, ты грабитель, да еще и негостеприимный, — ответил Ноулс. — Ладно — запишем тебе полторы смены. — Конски повернулся и начал открывать воздушный шлюз.

Тоннель, открывшийся перед нами, был точно таким же, как и секция, которую мы оставили позади, только здесь еще не были проложены пути для скутера, а освещение было временным, его обеспечивали подвешенные на большом расстоянии друг от друга светильники.

В нескольких сотнях футов от нас тоннель перекрывался подпорной стенкой, в которой находилась круглая дверь. Фэтс заметил, что я смотрю на нее.

— Это передвижная перегородка, — объяснил он, — за ней безвоздушное пространство. Сейчас там ведется прокладка тоннеля.

— Можно взглянуть, где вы работаете сейчас?

— Для этого нужно вернуться и взять для вас костюм.

Я отрицательно покачал головой. Тут я обратил внимание на шарообразные предметы, по форме и размерам напоминающие детские воздушный шарики. Казалось, что их вес не превышает веса воздуха. Конски оттолкнул от себя один такой шар, который оказался у него на пути, и ответил мне прежде, чем я успел задать вопрос.

— На этом участке тоннеля давление установлено сегодня, сказал он мне. — Эти свободно парящие шары выискивают места утечки. Внутри они липкие. Они присасываются к отверстию, лопаются, вязкий состав всасывается внутрь, замерзает и герметически закупоривает отверстие.

— Так это и есть подвижной стык? — поинтересовался я.

— Покажи ему подвижной стык, — сказал Ноулс.

— Пойдемте.

Мы остановились на середине тоннеля, к Конски указал на кольцевидное образование, полностью опоясывающее тоннель.

— Мы устанавливаем подвижной стык через каждые сто футов. Это стеклоткань, проложенная между двумя соседними стальными секциями. Придает тоннелю некоторую упругость.

— Стеклоткань? Непроницаемая для воздуха? — спросил я.

— Ткань не герметизирует, она нужна для прочности. Мы прокладываем десять слоев и дальше внутрь, но лет пять и больше проходит, прежде чем нужно накладывать следующий слой.

Я спросил у Конски, нравится ли ему работа, надеясь извлечь из ответа материал для публикации. Он пожал плечами.

— Нормально. Ничего. Давление всего в одну атмосферу. А вот когда я работал под Гудзоном…

— …и получал десятую долю того, что имеешь сейчас, вставил Ноулс.

— Вы меня обижаете, мистер Ноулс, — запротестовал Конски. — Не деньги ведь главное, главное-искусство. Возьмите Венеру. Там платят столько же, но человек должен быть предельно сильным и выносливым. Плотность этой дряни так мала, что ее приходится замораживать. Люди, работающие там, болеют кессонной болезнью. А из того дурачья, что работает здесь, половина — шахтеры, и опасность заболеть кессонной болезнью испугала бы их до смерти.

— Тогда скажи, Фэтс, чего же ты уехал с Венеры?

Конски величественно посмотрел на нас.

— Осмотрим подвижной щит, джентльмены, — предложил он. Мы побродили вокруг еще какое-то время, и я уже собирался возвращаться назад. Смотреть особенно не на что, да и чем больше я присматривался к этому месту, тем меньше оно мне нравилось. Но в то время, когда Конски открывал дверь щита, ведущую наружу, что-то произошло.