Рассказы (СИ)

В ответ раздались бурные аплодисменты. Речь пришлась толпе явно по вкусу, и сразу почувствовалась родственная связь между всеми, кто там был. По рукам пошли банки попкорна, челюсти присутствующих дружно впихнули в себя жевательные резинки, и аура непревзойденного по своей мощи мероприятия невидимой вуалью начала растекаться по холлу, проникая в сознание находившегося там народа. Дежурные улыбки в стиле “keep smiling” придавали неповторимый колорит. Стандартные рукопожатия, однотипные фразы, обворожительная фальшивость обещаний и заявлений, все, абсолютно все, было до боли знакомым, и даже приветственный транспарант казался вытащенным из пыльного запасника, если бы не выведенная огромными жирными цифрами дата. Но никто из присутствующих даже не замечал этого, всех поглотила бездна ненужной суеты.

А в стороне от всего этого, захлебываясь от восторга, очередной стандартный журналист стереотипными фразами описывал “величайшие достижения, которые будут иметь непревзойденное значение для будущего развития страны под мудрым руководством единственной правильной партии нашей Родины”…

Да уж, воистину, русский йазык жывет и развиваецца…

Волк

Волк

Хрусткий, обжигающий мороз нещадно кусал пальцы, но, наткнувшись на плотную кожу перчаток, вдруг передумал и попытался забраться под наглухо застегнутую лыжную куртку. Но та не думала сдаваться и тогда мороз позвал своего давнего союзника – крепкий пронизывающий ветер. Но даже ветер не помог – тщетно метались они вокруг, надеясь найти малюсенькую брешь, и тщетно, в коварной ярости, внезапно бросали свои колючие морозные иглы в облачка легкого, почти невесомого пара, ритмично вылетавших изо рта бегущего человека… Ну а человек не замечал ничего. И хотя шел уже второй час непрерывной гонки, человек, казалось, даже не думал снижать свой темп. Выглядело совсем наоборот – раскрасневшееся лицо и блестящие глаза говорили о том, что и мороз, и ветер, и бег были неотъемлемой частью удовольствия; удовольствия и радости, которых не получишь в пыли и копоти больших городов. Нет, нельзя сказать, что Леха был ненавистником городов. Он любил свой город и не мог представить своей жизни без извечной суеты и гомона, присущих городской повседневной жизни. Но при этом жила в нем вторая половина, толкавшая его прочь из города. И именно поэтому почти каждую пятницу он начинал ощущать внутри себя нарастающее возбуждение, понять которое он не мог, да и по правде говоря, никогда не стремился. К вечеру он уже недовольно хмурился и раздраженно поглядывал на часы, торопя их и проклиная тягучие минуты. Но вот, наконец, стрелки отбивали конец рабочего дня и уже ничто не могло удержать его в цепкой паутине города. Еще час – и он уже мчался на лыжах через синеющую гущу леса.

Только тот, кто хоть раз смотрел на звезды сквозь ветви сосен и дышал вместе с ними, может понять его. Ну а если нет – то нет смысла что-то объяснять – тут остается лишь развести руками и продолжить дальше. А для Лехи лес был лучшим другом и братом. Он любил его, а тот отвечал ему взаимностью. Еще в детстве, он однажды заблудился в лесу и ему пришлось плутать до самого утра, пока он не выбрался на местную узкоколейку. И удивительное дело – он нисколечко не испугался. Словно зачарованный, он шел и жадно впитывал в себя неясные голоса ночного леса, а тот нежными прикосновениями вел его к дому. В ту ночь и зародилась их дружба без слов и обещаний. Кто знает, может именно этого и требовала Лешкина душа. Слиться с лесом в одно целое – что может сделать человека более счастливым, чем это? С тех пор Леха полюбил прогулки по лесу, и было не важно – дождь ли, снег ли, светило солнце или стояла беспроглядная ночь, он не мог не пойти на встречу со своим учителем и другом. Может, все было как-то иначе, но как бы то ни было, Леха не мог бросить лес. Вот и сегодня он мчался в темнеющую громаду леса, совершенно не замечая подкрадывавшейся усталости, и лыжи весело и проворно уминали хрустящий снег, оставляя за собой едва заметный след. Постепенно стало темнеть, деревья начали сливаться в цельную полосу, без просветов, но ритмичный бег продолжался без заметных перемен, словно и не было позади нескольких часов от его начала. Но вот ритм начал спадать, стал почти шагом и, наконец, сделав сильный рывок и выписав почти фигурный прируэт, Леха выскочил на небольшую полянку и резко затормозил перед небольшой ладно скроенной избушкой, стоявшей словно сказочное убежище Бабы-Яги, на тяжелых лапах-сваях.