Рассказы советских писателей

— Вы мне не ответили, дорогой, — напомнил Хаджа-бува.

— Не ответил? А что же отвечать? Если у меня не осталось детей, то они есть у вас, у других.

На лугу показался Алишер. На этот раз он гнался за отбившимся цыпленком, растопырив ручонки, а наперерез непокорному сыну бежала молодая женщина. Алишер увидел ее и пустился наутек, как шар, катясь по траве. Женщина подхватила его на руки, и тут же все вокруг огласилось протестующим плачем.

— Пока такой чертенок вырастет, мать прежде времени состарится. Вот и все ее будущее, — проворчал Хаджа-бува.

Бахрамов до самых сумерек не отрывал глаз от окна. Он не отвечал соседу — просто не хотелось разговаривать. Голова была ясная, он лежал, наслаждаясь покоем, впервые за много дней не испытывая тяжести в груди.

Незаметно для себя Бахрамов заснул, даже не выпив снотворного. Ночная сестра постояла над ним, прислушиваясь к его спокойному дыханию, и тихо вышла из палаты.

Проснувшись утром, Бахрамов подумал, что давно уже его сон не был таким освежающе легким и что, пожалуй, есть надежда на выздоровление. Врач на обходе подтвердил, что если и дальше так пойдет, то через несколько дней ему разрешат поворачиваться на бок.

В этот же день состояние Хаджи-бувы ухудшилось. К вечеру он уже не разговаривал, а лежал с обострившимся лицо и стонал, изредка повторяя:

— Умираю, сосед, умираю…

Мамура привела дежурного врача. Он осмотрел старика и велел сделать укол. Хаджа-бува даже не дрогнул. Доктор подождал действия укола, снова выслушал старика и распорядился сделать внутривенное вливание глюкозы. Когда врач ушел, санитарка, помогавшая Мамуре, сказала:

— Зачем мучить человека? Дали бы умереть спокойно…

— Не то говорите, — сказал Бахрамов.

— Это почему же не то? Мучают зря человека. А! зачем? Все равно… — Санитарка махнула рукой.

Снова пришли врачи. Теперь их было двое. Бахрамову дали снотворное, и он в полудреме слышал, как всю ночь хлопотали вокруг старика. На рассвете Хаджа-бува попросил:

— Вызовите моих… Хочу проститься.

Больше Бахрамов ничего не слышал, забывшись тяжелым сном.

Утром, открыв глаза, Бахрамов увидел у кровати соседа молодого парня. Он догадался, что это Эргаш. У парня были загорелое лицо, широкие плечи и сильные руки. Он поправил на старике одеяло; заметив, что Бахрамов проснулся, сказал:

— Здравствуйте… Вот ведь беда… Такой здоровый был старик, никогда не болел…

— Спит? — спросил Бахрамов.

— Вроде заснул, — ответил парень.

— Отпросились с работы?

— Ночью не у кого было отпрашиваться. Товарищи сообщат прорабу.

Старик открыл глаза, и обрадованный парень стал выкладывать на тумбочку кульки черешни, алычи.

— Вот, товарищи с рынка принесли, свежие… что ж ты, дед, так оплошал… — сказал парень, ласково поглаживая желтую морщинистую руку деда.

Старик ощупал пальцами черешню, но есть не стал, лежал молча, прикрыв глаза.

Эргаш стал приходить рано утром перед работой. Кормил старика домашними завтраками — где их доставал холостой парень, живущий в общежитии, старик не спрашивал. После работы Эргаш тоже приходил и просиживал до позднего вечера, пока дед не засыпал. Часто, когда Хаджа-бува дремал, Эргаш доставал из кармана куртки клеенчатую тетрадь и решал какие-то уравнения.

Так прошла неделя. Старик быстро поправлялся. Он заметно пополнел. Ему разрешили вставать, и он подолгу бродил в коридорах больницы, но к приходу внука обязательно укладывался в постель. Старик очень много ел. Быстро управившись с больничными блюдами, он брался за лепешки, курицу, колбасу, которые приносил Эргаш.

Однажды, когда Эргаш задержался на работе, Хаджа-бува сказал:

— Где его носит, стервеца? Одни девчонки на уме…

— Вы напрасно его ругаете, сосед. У вас очень хороший внук. Заботливый, умный.

Теперь Бахрамов острее чувствовал свое одиночество. Старик заходил в палату только поесть. Все его рассуждения о жизни свелись к тому, сколько денег он потребует от каждого из сыновей на свое содержание.

— Еще поживем, дорогой, — говорил он и отправлялся бродить по больнице.

Бахрамов радовался, когда сосед уходил. Он мог без помех предаваться воспоминаниям о давно погибших сыновьях и недавно умершей жене, о своей жизни, пролетевшей так быстро.

К вечеру небо заволокло тучами, но дождя не было, я в палате стало душно, как бывает перед грозой. Дежурная сестра закрывала окно, и ветер рвал из рук рамы. Деревья шумели, точно морские волны, где-то в коридоре хлопали створки еще не закрытых окон, послышался звон разбитого стекла.

Бахрамов не спал, чувствуя тяжесть в груди от недостатка воздуха.