Рассказы старого лешего

На лесной полянке на бугорке сидели двое: один — молодой, худощавый, с едва пробивающимися усиками и кудрявой головой, в сильно поношенной куртке и потрепанных брюках. Он полулежа курил самокрутку. Другой был старик. На голове у него была шапчонка непонятного фасона, очень напоминающая шляпку старого гриба, на плечах домотканый армячок, на котором было больше заплат, чем самого армячка. Из-под лохматых бровей, как две незабудки, зорко глядели маленькие светло-голубые глазки. Чалая бороденка окружала сморщенное темно-коричневое личико.

Рядом с молодым лежали две собаки: прекрасный борзой кобель, весь в завитках, и маленькая беспородная собачка. Собаки лежали, высунув языки, и часто дышали. В стороне стояли две корзины, почти полные белых грибов.

Старичок жевал печеное яичко и, строго глядя на молодого, поучал:

— Нет. Ты этого не говори… Иной идет по лесу — и уши у него заткнуты, и глаза завязаны, ничего-то он не слышит, ничего-то он не видит… Какая птаха поет — он не знает, чей следок — он понять не может. Зашел за дерево и заблудился — куда идти не знает. Смотрит на елку, а куда она, какой стороной повернута — разобрать ума нет: то ли это на полдень, то ли на полночь? Слепой человек… Такому человеку и гриб в руки не дается… Прячется гриб… Грибов — полно, а у него пустая корзинка.

Ты вот ружьецом балуешься, по лесу гуляешь, а все же всей лесной премудрости понять не можешь, а я в лесу вырос. Мне лес — все равно как дом родной: я в нем и днем и ночью — куда хошь. Правда, леший меня один раз по лесу кружил, было дело, теперь я с ним в ладу живу. Ничего.

В каждом лесу, значит, свой порядок. Вроде как своя семья… Матка есть. Ее сразу узнаешь: она всех дерев толще и на ней шишек, шишек видимо-невидимо. И дятлы к ней с особым криком подлетают и далеко ее шишки разносят. Рядом с ней никогда не расклевывают. Закон, значит, такой есть.

И вот опять грибы… Каких только грибов нет, и каждый гриб свое место знает: кому — на пеньке, кому — в ямке, кому — на бугорке. Рыжик — он во мху любит, на полянке, хороводом, а лисичка в глуши таится. Белый гриб свежие места любит, не затоптанные ни людьми, ни скотиной.

А то вот еще гриб есть… Ты его, пожалуй, и не видал никогда. А может, и не слыхал про него… Царь грибной… Он у себя под землей сидит, всеми грибами правит. А зовут его хитро — трухвель.

— А ты, Лехтеич, видал его?

— Раз видал, да и то давно, а больше не приходилось. В нашей деревне, Лексей Иканорыч, мужичок один есть, а у мужичка собачонка, так — махонькая, немудрящая, а он ее пуще глаза бережет. Пойдет этот мужичок с ней в лес и, гляди, корзинку этих трухвелей тащит, и с ними — в Москву, в Большую Московскую гостиницу. Хорошо на них зашибает. Пахучие грибы, страсть пахучие…

Старик вдруг пригнулся к земле и стал принюхиваться.

— А ты не чуешь, Лексей Иканорыч, — вроде как грибом пахнет?

Тут он пополз на четвереньках и опять стал принюхиваться.

— Пахнет, чую — пахнет! — твердил он, шаря руками по траве. — Э, глянь, земля-то растрескалась и вспучилась… Это беспременно он!

Лехтеич руками стал раскапывать землю, потом он осторожно запустил руку в ямку и вытащил самого грибного царя.

— Ну и царь! — засмеялся молодой. — Это сморчок какой-то!

Гриб был величиной с кулак, круглый, как дождевик, без ножки, очень плотный, темно-коричневато-серый, весь в рытвинках, как будто сморщенный, и очень пахучий.

Дед завернул его в тряпочку и осторожно положил в карман.

— Нет, ты не смейся, Лексей Иканорыч. Цари смешливых не любят. Он так сделает, что ты ни одного гриба из леса не унесешь!

— Очень я боюсь твоего грибного царя! Вон у меня целая корзина белых!

Из леса на вырубку вышло стадо. Обе собаки вскочили и стали опасливо смотреть на коров. Белая, крупная фигура борзой собаки, необычная и страшная, была принята коровами за опасного зверя. Они глухо загудели и кинулись на собаку, и молодой, и старик вскочили и встали за деревья.

Коровы промчались по тому месту, где сидели грибники, и исчезли в лесу. За коровами выбежали телки, овцы и большой бурый бык. Одна телка подошла к корзине молодого и стала нюхать грибы. Она поддела корзину рогом, все грибы посыпались на землю, а корзина повисла на рогах, молодой выскочил из-за дерева и бросился было спасать грибы, но, сделав два шага, остановился: к телке с глухим ревом подошел бык. Он грозно покосился на человека и лизнул телку.

— Не ходи, Лексей Иканорыч, брось! Бык дурной — брухается!

Телку испугала повиснувшая и болтавшаяся на рогах корзина, и она, мотая головой, бросилась в лес.

На просыпанные грибы накинулись овцы, и вмиг от грибов не осталось и следа.

Вот тебе и грибочки! А старикова корзина стоит целешенька!

Дед вышел на полянку и покачал головой:

— Эх, Лексей Иканорыч, говорил я тебе: не смейся над царем… Вон оно какое дело-то вышло: ты и впрямь ни одного гриба из леса не унесешь!

Оба грибника — и старик, и молодой — подошли к стоявшей под елкой корзине.

— Вот это да! Дед! А ведь телка-то твою корзину растрепала! Гляди! Ведь это моя стоит целешенька! Видишь — ручка проволокой замотана.

Старик опешил.