Рассказы субару. 2 в 1 (СИ)

   – Да разные все. Те же спортсмены. Не влезешь в голову каждому, у кого какое заклятие, кому что лучше. Один твердит мысленно, что победит, другой – наоборот, может, – если у него примета думать плохо, чтобы не сглазить. Я вот последнее время никак не думаю специально, я просто чувствую – будет хорошо или плохо, хочется мне что-то делать,или нет… хотя стараюсь в позитив, но не до сумасшедствия. А вот названия болезней и смертей мне даже произносить не хочется. Просто неприятно.

   – И что тебе сeйчас внутренний голос про зуб говорит? Открывать или нет?

    – Ничего. Сейчас я тебя слушаю. Он не болит, но как по срокам – тебе решать.

   …

   – Так о чём ты хотела сказать? О песнях? Надо же, наконец-то у меня появилась полонница!

   – И о песнях тоже! Я понимаю, что нельзя тебя пинать и щипать, когда ты с бормашинкой, это ещё хуже, чем водителя отвлекать… Но слушать это невозможно – то петуха пустишь,то просто испугаешь. И не надо больше белорусских! Так же как Антошку, или из «Ну, погоди», – и тому подобных! Если дoма я терплю все, то любoго другого, кто мне это споет, - придушу.

   Смеялась, конечно. Но всё же реально раздражало. Это карма, что ли? – куда бы она ни сбежала для вожделенного перерыва, - всюду начиналось то же самое… Дальше – больше. Налив себе чаю, Лиля уселась на диване, и горя ей было мало, что он там делает, – прибирается,ищет что-то, говорит сам с собой, и как бы с ней – такое начинается, когда не знаешь, что сказать, мысли заняты другим, а вроде бы нужно общаться. Она просто не слушала. Субару здесь, всё хорошо, ей даже стало лучше, перестало ломать, хоть и по-прежнему сонно. Пусть болтает. Она не реагировала. Вспомнила про фильм «Синьор Робинзон», который недавно поднял ей настроение концовкой:

   « – Наверное,и хорошо, что мы расстаемся. Мы разные. Ты чёрная, я белый.

   – Нет, не совсем так!

   – Не совсем? А как?

   – Я – чёрная, а ты – заср… ц!»

   Наверняка он видел. Спросила. Внезапно, без преамбулы.

   – Да, конечно! что, показывали недавно?

   – Не знаю. Я в интернете наткнулась и глянула.

   Не уловил он намека. Может, вспомнит позже… И хорошо. Не за что ей сейчас его обижать такими сравнениями. Эпизод этот – её личная таблетка для поднятия духа, которую можно достать из заначек памяти и посмеяться, а ему не стоит вываливать всё. Лучше они просто вместе посмеются над хорошим фильмом.

   Если бы… если бы он не начал искать какую-то хреновину, повторяя, что он только что её видел… а после не раздалось негодование на какую-то отвалившуюся деталь, - Лиля бы выдержала. Выдержала бы и жуткие арии без слуха,и даже, пожалуй, «Антошку». Но это! Всё, что она сдерживала дома, и избегала жаловаться кому-либо ещё, - вырвалось наружу, полилось потоком, несмотря на зарок ничего не говорить ему о муже. Это был аффект. Никто не смог бы сейчас остановить её,и сама она сообразила, кому и что кричит, когда было уже поздно.

   Триггерная мужская фраза о какой-то потерявшейся хреновине (видимо, инструмeнте) зажгла фитиль, с тихим змеиным шипением: «Ещё один!» – пробудило всех усмиренных демонов; а затем, после логичного вопроса: «в каком смысле ещё один?», - рвануло по полной. Ему пришлось выслушать все подробности.

   – Везде этот белый пластик! Я ненавижу белый пластик! По всему дому, в кухне, на столе, в чашках! И вечный дивный звук дрели, и скрежет, скрежет! Я сюда прихожу, чтобы не слышать этого, а ты тоже начинаешь! Я засыпаю – он возится с пластиком, просыпаюсь – опять!

   – А что он делает?

   – Не знаю! Я пыталась спросить, но не могу, меня начинает трясти на первом слове, если я спрошу – я закричу! Я уже не прибираю это, бесполезно, я смирилась. Везде стружка и грязь! на днях он вроде бы закончил… сказал, что закончил. И тут, какая-то редиска, какой-то нехороший человек… с работы. Подарил ему огромные куски белого пластика! – Лиля почти икала. Словно в транс вошла.

   – Я позвоню ему на работу, найду этого гада,и всё скажу! Он пришёл радостный,и сказал, что теперь надо распилить этот новый пластик… И чтобы он влез в кладовку, нужно срочнo смастерить еще ящики для его ужасного верстака, который он вытащил в зал из своей ужасной кладовки, и таскает взад-вперед с жутким грохотом до трёх часов ночи!

   Очнулась от того, что он сидел рядом, обнимал и гладил её. Молча. Она не сразу вышла из транса, пробормотала: «Извини». Господи, она же не хотела! на знает, что «нельзя говорить мужчинам», ни жаловаться, ни из избы сор выносить. И сама бы такого не хотела выслушивать.

   – Да всё нормально, всё хорошо… человек увлечен хобби,трудится, это нормально… все у меня хорошо… («прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!») Извини.

   Господи, где она, с кем она? Кому она всё это выкрикивала,и что именно выкрикивала? Может, что ненавидит весь мужской род в целом? Дрожала, напряженная, как струна. Даже не почувствовать, когда он начал массировать её! Надо же. асслабься же сейчас, просто расслабься. Ни о чём не думай. Что он подумал,и как относится… он хочет помочь, пусть так. Лучший способ, вообще-то. Чем сказать много умных слов. Тем более, она почти не слышала его…

   – Ты собираешься ещё чай пить?