Рассказы. Том 4. Фатализм

— Я буду готовиться. — Эглиц попятился к двери. — Хайль Гитлер.

Гитлер снова остался один, все еще улыбаясь. Внезапно он встал и подошел к угловому выступу. Там покоился маленький бронзовый бюст-голова толстого человека с пронзительными глазами, чей висячий чуб покоился на величественном челе.

Гитлер уставился на бронзовую голову, и его улыбка стала еще шире.

— Говорят, ты тоже был властителем судеб, — прошептал он. — Но интересно, мечтал ли ты когда-нибудь о столь великом предприятии? Миссии, бросающей вызов пространству и времени? Ты пересек Альпы — но я пересеку столетия. Наполеон, мир скоро узнает, что у тебя есть хозяин!

Машина времени, бронзовый бюст и правитель Германии неподвижно стояли в сумерках, пока судьба плела паутину, чтобы связать их всех.

Улыбка не исчезла с лица Адольфа Гитлера до тех пор, пока колеблющиеся очертания металлической камеры не исчезли из виду. Комната в Кельнской штаб-квартире Гитлера все еще пульсировала гудящими вибрациями от машины времени. Эглиц вошел в нее и исчез. А теперь исчезла и камера. На мгновение исчезло все. Затем медленно материализовались размытые контуры серебряной машины, иррационально вырисовываясь из воздуха, как скользкая бактерия появляется из пустого микроскопического поля. Гудящая вибрация усилилась, когда камера обрела четкость. Затем наступила тишина.

Гитлер резко шагнул вперед.

— Что-то пошло не так, — прохрипел он. — Ошибка…

Дверь камеры медленно открылась. Возникла высокая фигура, и Эглиц прошел через дверной проем. Гестаповец выпрямился в официальном приветствии:

— Хайль Гитлер.

Адольф Гитлер изумленно уставился на него. Эглиц изменился. Его обычная униформа исчезла. Вместо этого он был одет в яркий алый сюртук с зелеными кантами, а его плетеные желтые брюки были заправлены в блестящие черные сапоги. Меч свисал из замысловатых ножен, закрепленных на поясе белым поясом. В одной руке он держал пушистый черный котелок с зеленой кокардой. Более того, его обычное гладко выбритое лицо исчезло под внушительными накладными усами, которые совсем затмевали собственные гитлеровские.

— Эглиц… так скоро вернулся?

— Неужели фюрер не понимает, что я отсутствовал неделю?

— Неделю? Ты бредишь, идиот? Тебя не было меньше десяти секунд.

— Десять секунд для фюрера — это неделя для меня. Все относительно, как у Эйнштейна…

— Не упоминай имя этого человека, — нахмурился Гитлер. — Говори яснее, парень! Ты выполнил миссию? Он был там? Ты его привез? — Голос Гитлера дрожал от неистового нетерпения.

— Я рад доложить фюреру, что, согласно инструкции, я прибыл в Императорский дворец в Кельне шестого июля 1807 года, в 9:15 вечера. В соответствии с моим приказом, я принял личину военного атташе Великой армии…

— Где же он?

Голос Гитлера резал как нож.

— Я здесь.

Низкий голос вырвался из горла человека, стоявшего в дверях машины времени.

Гитлер вытаращил глаза. Невысокая коренастая фигура спустилась вниз. Гитлер всматривался в смуглое, мясистое лицо, в величественный лоб и свисающую челку, в глубоко посаженные, горящие глаза — Наполеон Бонапарт, император Франции!

Он прошептал эти слова. Маленький человек наклонил голову.

— Конечно, сир. А вы…

— Рейхсфюрер Адольф Гитлер.

Они сцепили ладони. Толстая, пухлая рука и худая, безвольная.

Две сцепленные ладони, которые схватили мир и сдавили его, каждая в свое время. Две руки, протянутые через века. Руки Наполеона и Гитлера. Руки, которые писали историю.

Эглиц стоял, разинув рот. Гитлер обернулся.

— Эглиц, я совсем забыл о тебе. Теперь ты можешь идти. Чтобы обеспечить безопасность нашего уважаемого гостя, ты заслуживаешь отдых после твоего путешествия.

— Фюрер очень добр. Я уверяю фюрера, что моя задача была нелегкой. Этот Фуше, начальник императорской полиции, имеет систему, равную нашему гестапо. Чтобы… э-э… похитить императора…

— Сейчас у меня нет на это времени, Эглиц. Можешь идти.

Германия не забудет твой вклад, Эглиц.

— Хайль Гитлер.

Эглиц ушел. Рука Гитлера потянулась к кнопке звонка.

— Келлзер? Эглиц только что вышел из моей квартиры.

Пошлите двух солдат и арестуйте его. Нет, не в лагерь. Измена, без судебного разбирательства. От него нужно избавиться в течение часа. Это все.

Гитлер снова повернулся к своему гостю.

— Итак, — выдохнул он. — Вы здесь.

Наполеон казался более спокойным из них двоих.

— Как видите да.

— Вы спокойны.

— Я в отпуске, скажем так.

— Должно быть, для вас происшедшее весьма странно.

— Я привык к необычному. Кроме того, ваш помощник — этот Эглиц, не так ли? — много рассказал мне во время путешествия.

Несмотря на то, что он ударил меня по голове, я на него не злюсь.

Он казался одновременно дружелюбным и умным.

— Был… вернее есть, — согласился Гитлер.

— Он рассказал мне много интересного. Это же 1942 год, не так ли? Так много, кажется, произошло. Естественно, я все еще немного смущен, что касается событий.

— Позвольте мне объяснить, — настаивал Гитлер.

Наполеон улыбнулся.

— Очень хорошо. Ваш французский, сир, несколько… заржавел.

— Возможно. Но я не могу рисковать переводчиком ради того, что собираюсь вам сказать. Пожалуйста, присаживайтесь.