Рассказы. Том 5. Одержимость

Эта идея, казалось, пришлась ей по душе. Она посмотрела на меня, но я посмотрел на Слейда. Теперь они забирали его с собой. Он взглянул на болтающуюся фигуру на оконной раме, которая раскачивалась взад-вперед, хлопая на ночном ветру.

Он слегка вздрогнул. Тогда я понял, кого напоминает мне Слейд. Он выглядел как человек, который достиг конца своей веревки.

КТО-ТО СТРАШНЫЙ И БОЛЬШОЙ (The Bogey Man Will Get You, 1946) Перевод Г. Шокина

В первую их встречу Филипп Эймс не обратил на Нэнси никакого внимания. В этом не было ее вины — в конце концов, она была всего-навсего пятнадцатилетней дурочкой. Но прошел целый год. Все изменилось.

В июне Нэнси с семьей снова приехала на Барсучье озеро. И, конечно же, первым делом ей жуть как захотелось узнать, в этих ли краях до сих пор пребывает Филипп Эймс.

Хэйди Шустер утверждала, что да, пребывает. Мистер Эймс не покидал озерный край весь год, даже не смотря на адские холода, лютующие здесь зимой. Все эти сведения Хэйди добыла у мистера Прентиса, а уж Прентис-то подвести не мог. Этот проныра знал всех — и про всех.

Едва подвернулся случай, Нэнси решила прогуляться вдоль дороги, ненавязчиво подбиравшейся почти вплотную к дому мистера Эймса. Тот, правда, встретил ее крепко закрытой дверью и наглухо зашторенными окнами — ни единой щелочки, даже не поподглядывать! Впрочем, ни на что другое Нэнси и не рассчитывала — в дневное время Эймс едва ли нос наружу казал, да и вообще жил затворником. Хэйди Шустер говорила, это из-за того, что он пишет докторскую диссертацию. От работы Эймс отрывался только вечерами.

— Но ведь если подумать, для тебя так даже лучше, да, да, да? — хихикала Хэйди и пошленько-заговорщически подмигивала ей. Нет, ну и стерва! Знает ведь прекрасно, что мистер Эймс Хэйди нравится. Ничего, хорошо смеется тот, кто смеется как лошадь.

Нэнси не считала нужным скрывать свои чувства к Филиппу Эймсу. Ей, в конце концов, шестнадцать. Она знает, чего хочет — и имеет на это полное право. А Эймс — он ведь совершенно необыкновенный! Во-первых, высокий и статный. Это большой плюс. Во-вторых — брюнет, темноглазый, с бледной-бледной кожей. Бедняга, наверное, даже к берегу озера не ходит, когда солнышко выглядывает. Многое бы Нэнси дала за то, чтобы повидать, как он в плавках щеголяет! Многое бы дала и за то, чтобы он проводил с ее родителями столько же времени, сколько раньше. Родители с ним крепко сдружились, особенно ее отец, Ральф. Ну, оно и неудивительно: он-то умел всех располагать к себе, в отличие от супруги, Лоры.

Пойми мать, что дочь неровно дышит к мужчине, который столь весомо старше, наверняка подняла бы переполох. Но пока, наверное, не поняла. И не поймет, если только Хэйди Шустер не растрезвонит. Пусть только попробует! Нэнси тогда своими руками положит конец ее маленькой никчемной жизни.

Хэйди водила дружбу с какими-то парнями с другого берега озера, у которых была своя машина, и всячески хотела и Нэнси втянуть в эту компанию. Но Нэнси с ней не ходила — дежурила в доме, выжидая самоличного визита Эймса к родителям. Заступая на дежурство, Нэнси очень тщательно одевалась. Никаких обвисших футболок с котиками и разноцветных носков — только джинсы и клетчатая, «под лесоруба», рубашка. Подобный наряд ей чертовски шел. Делал ее похожей на взрослую женщину — все это неизменно подмечали.

Время шло, Филипп Эймс все не появлялся. Хэйди изводила Нэнси рассказами о том, как много та теряет, сидючи сиднем дома, и от этого у несчастной девушки всячески болела голова.

Но настал день, и Филипп Эймс явился — еще более шикарный, чем раньше. Как она могла забыть этот его приятный, низкий голос! Настоящий мужской. И мистер Эймс не отпускал все время идиотские шутки, от которых срывало крышу Хэйди. Филипп был сдержан. В нем чувствовался могучий, мудрый дух. Он, несомненно, был рад видеть Ральфа и Лору, но в силу своей сдержанности не выказывал открыто чувств.

— Вы помните нашу Нэнси, Филипп? — спросила его Лора.

Гость бросил на нее мимолетный взгляд, от которого душа Нэнси ушла в пятки. Она прекрасно понимала, как сейчас выглядит — как предательский румянец пробивается и охватывает щеки. Но Филипп, похоже, не удостоил этот румянец вниманием; он обратился напрямую к ней.

На веранде они разговорились. Не из формальной вежливости — в этом Нэнси была уверена. Филипп обратился к ней как к интересной женщине — в первый раз! О, вот он, незабываемый момент! Возможно, они его еще припомнят… вместе… когда-нибудь…

Ральф и Лора постоянно встревали со своими скучными вопросами о диссертации. Он, конечно же, отвечал им — говорил, что дело не стопорится, и к лету его работа вполне может оказаться готовой. Ральф, покивав, пустился в воспоминания о своей бытности подрядчиком. Нэнси, наблюдая за Филиппом, отметила, что тому явно не очень-то интересен рассказ отца; скорее, он терпел его из чистой вежливости.

Когда отец выговорился, мистер Эймс снова обратился к ней, спросив, почему она до сих пор не загорела.