Я сразу обратил внимание на то, что ничего стоящего или красивого в магазине не имелось: портрет какого-то деятеля в позолоченной раме, громадная гравюра неизвестного автора, изображающая закованного в колодки громилу и смазливую девку-служанку, явно намеревающуюся громилу освободить и потому выкрадывающую ключи у храпящего толстобрюхого церковного сторожа; пара подносов, отвратительной расцветки викторианская ваза, экземпляры «Иллюстрированной истории Англии», поломанные кузнечные мехи, потускневший бронзовый каминный экран, масса всякого трухлявого, полусгнившего корабельного хлама времен прошлого века и прочее малопривлекательное барахло.
Откуда-то сбоку, из похожей на конуру каморки, вышел владелец магазина, шаркавший ногами по полу и сам чем-то смахивавший на живущее в подобной конуре животное. Одетый в грязный жилет, он жевал хлеб, был небрит и настолько близорук, что вынужден был вплотную подойти ко мне, словно мы выступали на телевидении и готовились выступить в долгой совместной сцене.
— Вот, — сказал я, открывая сумку.
Он что-то проворчал и принялся перебирать вещи руками, поднося их близко к лицу и словно пытаясь определить, сколько могут стоить «эти подделки». Потом громко рыгнул на фарфоровую свинку, наполнив крохотное помещение несвежим запахом своих внутренностей, и сказал:
— Денег заплатить не смогу, потому что у меня нет денег. Ни в кассе, ни в карманах — нигде ни черта нет. Хотя не так уж много все это и стоит.
— Постойте-ка, — возразил я. — Вот хотя бы этот севрский фарфор…
Антиквар поднес к лицу обеденное блюдо, словно желая слизнуть с него остатки подливки.
— Можете взять взамен что-нибудь из товара. Все, что душе угодно, но только чтобы на ту же сумму. Я-то знаю, сколько это стоит.
Я прошел в подсобку магазина и сразу же увидел фисгармонию. Несколько раз нажал на педали, накачивая в нее воздух, а потом поднял крышку. Желтые клавиши. Я с жадностью набросился на них, сыграв партию пилигримов из «Тангейзера». Вошел антиквар и подозрительно огляделся.
— Неплохо вы играете, — проговорил он.
— Скажите, а ее взять я могу? — спросил я. — Этот севрский сервиз стоит дороже, намного дороже.
— А что, милая штучка, — проговорил он, словно речь шла о девушке. — У меня на нее большой спрос.
— Не верю, — возразил я. — Кому сейчас нужна фисгармония?
— Верующим, — ответил торговец. — Вы, — продолжал он, подходя ко мне и всматриваясь в мое лицо, словно желая отыскать на нем крохотный шрам, о котором ему кто-то рассказывал, — похоже, неверующий. — Видимо, последнее обстоятельство оказалось решающим, потому что уже через секунду он заявил:
— Можете забирать ее. Уносите.
У антиквара нашелся племянник, который держал небольшую угольную лавку по другую сторону от дороги. Вот он и согласился отвезти меня, а заодно и фисгармонию, в наш маленький домик. При этом обмолвился, что не меньше тонны угля уже перевозил мимо нашей деревни, а вдобавок запросил с меня пять шиллингов. И сделал все за пять шиллингов. Так мы и ехали, фисгармония и я, с гордым видом на мешках с углем под моросящим дождем. По пути я даже наиграл бравурный мотивчик — на удивление случайным велосипедистам и прохожим — грандиозный мотивчик из прелюдии к третьему акту «Лоэнгрина». Свадебный мотивчик.
Угольщик помог мне затащить фисгармонию в дом. Мы немного поцарапали стены и завалили одну из фарфоровых собачек (хотя там оставалось еще порядочно точно таких же). Проблема оказалась в другом — фисгармония никуда не помещалась. Попробовали было впихнуть ее в маленькую столовую, но она как-то нелепо смотрелась посередине ковра. Да и ей это тоже не понравится, определенно не понравится. В гостиной стоял громоздкий мебельный гарнитур тещи, так что и эта комната тоже не подходила. У угольщика была «волчья пасть», и потому понимал я его с некоторым трудом.
— А пафяту, — несколько раз предложил он.
— На что? — переспросил я.
— А пафяту…
Наконец я смекнул, что он хотел сказать, и согласился с тем, что лестничная площадка действительно была самым подходящим местом. В общем, мы стали затаскивать фисгармонию наверх по лестнице, царапая и сдирая со стен обои. И все же добились своего — нет, правда, дотащили. Тяжело дыша, мы оценивающе разглядывали ее, стоящую на лестничной площадке как раз напротив двери в крохотную ванную. Теперь туда придется пробираться только бочком, подумал я, а вход в соседнюю комнату был вообще перекрыт. Что до стульчика перед инструментом, то здесь все было просто: вполне мог сгодиться и пуфик от туалетного столика из спальни жены.
— Фыхайте фонибуб, — пропыхтел угольщик, и я «что-то» сыграл ему. Сыграл медленную мелодию из бетховенской «Патетической». Этот парень оказался любителем музыки и попросил еще, но мне хотелось почистить фисгармонию и к приходу жены приготовить ей небольшой сюрприз, а потому я отправил его домой, присовокупив еще полкроны за помощь в перетаскивании инструмента.
Жена пришла в пять.
— Сюрприз, — проговорил я. — Подымись наверх и полюбуйся на мой сюрприз.