...После отречения Наполеона главы победивших государств решили вывезти поверженного императора за пределы Франции. Необходимо было принять меры предосторожности, так как население, особенно в южных провинциях, крайне враждебно относилось к Наполеону – его считали виновником бедствий простого народа.
Говорили даже о готовящейся расправе. Конечно, смерть французского императора не входила в планы победителей. Это выглядело бы весьма скверно с моральной точки зрения – как расправа над безоружным человеком. Поэтому люди, сопровождающие его к месту ссылки, отбирались с крайней строгостью. Шувалов оказался самой подходящей кандидатурой. В предписании, полученном им, говорилось:
«Его императорское величество узнал о деликатности, с какой вы, граф, выполнили его намерение по отношению к императрице Марии-Луизе (жена Наполеона, которую по поручению русского начальства Шувалов доставил на ее родину и сумел внушить доверие перепуганной женщине. –
Когда Париж остался уже далеко позади, «русский комиссар», как называли Шувалова, на одной из остановок обратился к Наполеону так, как требовал прежний титул низвергнутого императора:
– Ваше величество, есть подозрения, что на вас готовится покушение. Я готов предложить свой мундир, вы переоденетесь в него, а мне отдадите свою шинель. Мы с вами примерно одного роста, поэтому злоумышленники скорее нападут на меня, а не на вас.
Невероятно удивленный этим предложением, Наполеон спросил, зачем это нужно русскому генералу. И услышал ответ:
– Мой император поручил мне доставить вас к месту ссылки в целости и сохранности. Я выполняю его приказ.
Наполеон поблагодарил Шувалова, но переодеваться не стал. Несмотря на несколько острых моментов, путь был завершен благополучно. В маленьком городке Фрежюс на Лазурном Берегу Франции Наполеон должен был пересесть на корабль, курс которого лежал на остров Эльба.
– Прощайте, генерал, – сказал Наполеон, пристально глядя в лицо Шувалову. – Возьмите на память. – И протянул ему свою шпагу.
...Шпага Наполеона долго хранилась в семье Шуваловых. По одной версии, весной 1912 года, когда Россия готовилась отметить 100-летний юбилей войны с Наполеоном, графиня Воронцова-Дашкова, урожденная Шувалова, передала московскому музею саблю своего пращура.
Бытовала история и о том, что в 1918 году, после разграбления усадьбы Шуваловых, шпага попала в руки красного командира. Он погиб, и ею завладел какой-то махновец. Разумеется, тот не знал французского языка. Заманчиво, однако, предположить, сколь озадачен был бы новый хозяин оружия, если б кто-то потрудился перевести ему четкую надпись на лезвии:
«Первому консулу за египетскую кампанию. 1799 год».
В 1926 году шпага попала в Исторический музей, а в 2005-м экспонировалась на выставке «Наполеон и Александр».
Надежды маменек и барышень на выданье, что герои-женихи вот-вот вернутся в родные края, не спешили сбываться. Известие же о том, что русский оккупационный корпус останется в побежденной Франции на два-три года, и вовсе навело уныние не только на обе столицы, но и на все города и веси любезного Отечества. Эдак и в старых девах немудрено остаться. Приворожил, что ли, наших орлов этот Париж, будь он неладен!
Подобные опасения и досады у прекрасной половины российского населения появились отнюдь не на пустом месте. Кто, позвольте вас спросить, способен за такой срок выдержать осаду прелестных парижанок? Они-то вполне, с тех пор как русские вошли в Париж, успели оценить их мужскую привлекательность и, главное, щедрость.
Теперь не проходило и дня, чтобы на перекличке в полку кого-нибудь да недосчитывались. Солдатики потихоньку навсегда отчаливали из части, офицеры же обращались к начальству за разрешением сочетаться законным браком.