Рассказы Вельзевула своему внуку

Вот с тех пор постепенно начал и в конце концов окончательно установился тот уклад человеческой жизни, при котором, как всякий здравомыслящий человек должен констатировать, эта жизнь теперь может протекать более или менее сносно только в том случае, если люди будут подразделяться на господ и рабов.

Хотя быть господином, как и быть рабом, при совместном существовании с себе подобными сыновьями ОБЩЕГО ОТЦА, в обоих случаях недостойно человека, но, благодаря в настоящее время существующим уже как следует зафиксировавшимся в процессе совместной жизни людей условиям, начало которых исходит из глубины веков, приходится примириться и пойти на такой компромисс, который, согласно беспристрастному благоразумию, ответствовал бы как для нашего личного блага, так и в то же время этот компромисс не противоречил бы никаким заповедям, исходящим от «Первоисточника-всего-существующего» специально для нас, людей.

Такой компромисс, по-моему, возможен, если некоторые из людей сознательно поставят себе главной целью своего существования приобретение в своем наличии всех соответствующих данных, дабы стать среди окружающих себе подобных господином.

Исходя из этого и поступая по мудрому спокон веков существующему изречению, гласящему, что «для-того-чтобы-в-действительности-быть-справедливым-и-добрым-альтруистом-неизбежно-требуется-прежде-быть-чистокровным-эгоистом», а также использовывая данное нам Великой Природой благоразумие, каждый из нас должен поставить себе основной целью сделаться в процессе нашей совместной жизни господином.

Но господином не в том смысле и значении, которое этому слову придают современные люди, именно в том смысле и значении, когда у него имеется много рабов и много денег, перешедших к нему в большинстве случаев по наследству, а в том смысле, когда у данного человека, благодаря его благочестивым в объективном смысле деяниям в отношении окружающих, т. е. деяниям, им проявляемым согласно диктуемым только его чистым разумом, совершенно без участия тех импульсов, которые в нем, как и во всех людях, вообще порождаются от упомянутых последствий свойств злостного органа Кундабуфера, и он приобретает в себе то «нечто», которое само по себе повелевает всем окружающим преклоняться перед ним и с благоговением выполнять его приказания.

Итак, я считаю эту первую серию моих писаний законченной, и законченной именно в такой форме, которая даже меня самого удовлетворяет.

Во всяком случае, я даю слово с завтрашнего дня уже более не тратить для этой первой серии даже пяти минут моего времени.

Теперь я хочу, прежде чем приступить к обработке второй серии моих писаний, для того чтобы придать и ей, с моей точки зрения, общедоступную форму, в течение целого месяца отдыхать, решительно ничего не писать и для взбадривания моего до крайних пределов утомленного организма «потихонечку» допивать уцелевшие еще пятнадцать бутылок «обер-переобер-небесного-нектара», именующегося в настоящее время на Земле «старый Кальвадос».

Этот «старый Кальвадос», кстати сказать, в количестве двадцати семи бутылок я сподобился случайно найти в бутылках, намазанных массой, состоящей из извести, песку и мелко нарубленной соломы, когда несколько лет тому назад мне понадобилось для сохранения на зиму моркови вырыть яму в одном из погребов теперешнего моего основного местожительства.

Эти бутылки с такой божественной жидкостью в этом месте были зарыты, по всей вероятности, жившими когда-то здесь же монахами вдали от мирских соблазнов для спасения своей души.

Мне почему-то теперь кажется, что эти бутылки ими были именно здесь зарыты неспроста, а что, благодаря имевшейся в них так называемой «интуиции-прозорливости», данные для каковой их особенности, нужно полагать, образовались в них благодаря их благочестивой жизни, они предвидели, что зарытая божественная жидкость попадет в достойные, понимающие толк в таких вещах руки, и эта жидкость воодушевит обладателя этих рук честь честью восхваляюще поддерживать и способствовать лучшему переходу в последующие поколения значения идеалов, на которых зиждилась их корпорация.

Я хочу за время этого с любой точки зрения заслуженного вполне мною отдыха, допивая эту велелепную жидкость, которая за последние годы только и дает мне возможность без страдания терпеть окружающих меня подобных мне животных, выслушивать всякие новые анекдоты, а иногда, за неимением новых, выслушивать и старые, если конечно попадутся умелые рассказчики.