Рассказы вьючного ящика

Оспины на поверхности послушно выросли до размеров нормальных кратеров. Увиделись угловатые каменные глыбы на пыльной щебенке. И все это помещалось на дне огромной воронки с крутыми откосами краев.

"Приземлились, Вадим?-торопил Вист.Что вы увидели там в самый первый момент?"

"Глыбу, – ответил Вадим, – серую. Всю в лишайниках. Только лишайников там быть не может".

"Будьте уверены, – категорически заявил Вист, – они там есть".

"Да нет же на Луне лишайников,-запротестовал Вадим,-это доказано. Там, между прочим, люди уже побывали".

"На вашей Луне, – подчеркнул голосом Вист, – на той самой, которую вы себе представили, они есть. И эта ваша Луна, – снова выделил он слово,-существует уже во Вселенной. Но суть не в этом. Суть в том, Вадим, что посланная вами мысль, ваша мысль материализовалась теперь в этом валуне, покрытом лишайниками. Ясно? Она распределилась в нем, базируется там точно так же, как если бы это был вьючник в моем случае. Только для вашей конкретной, "лунной", что ли, мысли-это первое воплощение, а для меня-затрудняюсь сказать какое… Так вот, скажите, Вадим, ощутит ли что-нибудь эта ваша воплощенная мысль, если даже валун рассыплется в щебенку? Да пусть он себе рассыпается, что с того? Ясно?"

"Да, да",-не стал противоречить Висту Вадим, мало что понявший из его странного объяснения.

"А скажите, Вист, что вы представляете собой сами? То есть, я хочу сказать-вне этого ящика? Что вы… как бы это сформулировать. .. Ну, в общем, каков вы у себя на планете?"

"У меня нет, давно нет никакой своей планеты,- поняв вопрос, ответил Вист. – Я, коротко говоря, мысль. Мысль, посланная некогда в пространство…"

"Я не понял", – сказал Вадим.

"Попробую объяснить так, – раздумчиво начал Вист. – Ну вот представьте, измыслите некую планету, а на ней – некое мыслящее существо, ну человека, допустим. Вот он сидит в своем жилище, вот он задумался, озирая звездное небо… Представили? Вот он и существует, вот он и мыслит. А думает он, предположим, о том, как удивительно величественны и гармоничны законы мироздания, по которым несчетные светляки галактик, разбрызганные некогда взрывом, стремительно сбегаются к центру, в некой точке, чтобы исчезнуть в ней, став частицей чего-то, еще более гармоничного и величественного. А галактики,-думает этот человек,-набиты миллиардами звезд и планет, и где-нибудь там светит разумная жизнь. И она появляется, и она светит… И сидит где-то некое существо, и светят ему в глаза иные звезды…

И думает это существо, допустим, о том, что вон та широкая, серебристо-белая звездная полоса, лежащая в небе каждую ночь чуть левее одинокого платана, – это молоко, пролитое богиней…

И удел каждой мысли – необъятность. В ней и галактики, становящиеся частицей микрочастицы, в ней и те миллиарды звезд Млечного Пути, которые действительно слагают структуры молочных молекул… Вот уже тот человек, с которого начали мы свое рассуждение (назовем этого человека первичным или исходным), прекратил думать, отвлекся, умер, наконец, а мысль его, его порождение, все еще существует, длится, ширится, рождает и уничтожает. Что произойдет в неизмеримых ее недрах? По каким законам звучит ее эхо? Кто знает?.."

.. .Голос Виста приобрел торжественно-ритмичное звучание. Он все говорил и говорил, и Вадим его не перебивал.

"Все порожденное сознанием находит материальное воплощение в бесконечной Вселенной,-говорил Вист,-и все, что ни есть в ней материального, – это воплощение мысли.

И все, что можно только вообразить,-часть общей мысли, и все это-общая мысль. И все является частью другого, как большое есть часть малого и вечное – часть мгновенного.

И все в мире родственно: и звезда, и цветок, ибо все построено из одного…"

"Старая сказочка",-думал Вадим, неотрывно глядя в круг догоравшего костра…

Мерцали последние угли. На их жаркий пурпур волнами набегали черные тени. Пурпурное боролось с черным. "Есть еще силы! Есть еще жар! Прочь!"-вспыхивало пурпурное, сбрасывая черное. "Посмотрим… подождем. .." – вновь наползало черное. Извиваясь от ожогов, оно ползло все выше, все увереннее. И черное победит, задушит, зальет. И будет это в конце концов единым черным, и оденется единым сизым пеплом, мертвее и равнодушнее которого нет ничего на свете.

Вадим пошарил вокруг себя в темноте, захватил несколько отполированных паводком веток и аккуратно положил их на угли. А вот сейчас,сейчас…

"Идеализм это, друг ситный", – сказал он Висту.

"Не понял", – прозвучало в ответ сухо и строго.

"Ну, словом, материя первична, сознание вторично, и никаких гвоздей! По-вашему, и я – порождение мысли?"

"А как же! – радостно подтвердил Вист. – И вы, и я, и все, что существует. И сами мы, существуя, непрерывно расширяем Мироздание".

"Идеалист, – определил Вадим, – и притом махровый. И вообще, решительно предупредил он собеседника, – не выдавайте вымысла за реально существующее. Ясно? Я верю, что вы Пришелец, что вы-в ящике, и все такое прочее. Но уж чтоб без идеализма".